Брэдбери — Близится гроза…
Три — это три утра, думал Чарльз Хэллуэй, сидя на краю постели. Почему
поезд пришел именно в этот час?
Да потому, текли дальше мысли, что этот час — особый.
Женщины ведь никогда не просыпаются в этот час. Они спят сном
младенцев. А мужчины средних лет? О, они хорошо знают этот час. О Господи,
полночь — это совсем неплохо: проснулся — и уснул, и час, и два — не
страшно, ну поворочаешься и уснешь опять. А в шестом часу уже появилась
надежда, рассвет недалеко Но — три! Господи Иисусе, три пополуночи! Врачи
говорят, тело в эту пору затихает. Душа выходит. Кровь течет еле-еле, а
смерть подбирается так близко, как бывает только в последний час Сон — это
клочок смерти, но три часа утра, на которые взглянул в упор, — это смерть
заживо! Тогда начинаешь грезить с открытыми глазами.
Боже, если бы найти силы встать и перестрелять эти полусны!
Но нет сил. Лежишь приколоченный к самому дну, выжженному дотла. И эта
дурацкая лунная рожа пялится на тебя сверху!
Вечерней зари не осталось и в помине, а до рассвета еще сто лет. Лежишь
и собираешь всю дурь своей жизни, какие-то милые глупости близких людей — а
их давно уже нет… Где-то было написано, что в больницах люди умирают чаще
всего в три пополуночи…
— Хватит! — молча крикнул он.
— Чарли? — сонно-вопросительно пробормотала жена.
Он медленно снял второй ботинок. Жена слабо улыбнулась во сне… чему?
Она бессмертна. У нее есть сын. Но ведь и у тебя тоже. Э-э, когда и какой
отец на самом деле верил в это? Не выносив ребенка, не пережив боли? Кто из
мужчин опускался во мрак и возвращался с сыном или дочерью так, как это
делают женщины? Эти милые, улыбающиеся создания владеют доброй тайной. Эти
чудесные часы, приютившие Время, — они творят плоть, которой суждено связать
бесконечности. Дар внутри них, они признали силу чуда и больше не
задумываются о ней. К чему размышлять о Времени, если ты — само время, если
претворяешь мимолетный миг вечности в тепло и жизнь?
Как должны завидовать мужчины своим женам, как часто такая зависть
оборачивается ненавистью к этим мягким существам, уже обретшим жизнь вечную!
А мы? Мы становимся ужасно важными, хотя неспособны удержать не только мир
вокруг себя, но даже себя в мире. Слепые, не ведающие целого, мы падаем,
разбиваемся, таем, останавливаемся и поворачиваем вспять.
Мы не можем придать форму Времени. И что же остается?
Страдать от бессонницы и пялить глаза в ночную темень.
Три после полуночи. Вот и вся нам награда. Три утра.
Полночь души. Отлив. Душа остается на песке. И в этот час отчаяния
приходит поезд. Почему?
— Чарли? — Рука жены нашла его руку. — С тобой… все в порядке? Чарли?
— Она спала.
Он не ответил. Он не смог бы объяснить, каково ему сейчас.
а почему не Катаев?., Каверин,… почему не 2 Капитана?.. Быков, с его военными повестями… Васильев.… куда мы катимся...«Щедрое дерево» — это книга… о чём?
Скачать
Три — это три утра, думал Чарльз Хэллуэй, сидя на краю постели. Почему
поезд пришел именно в этот час?
Да потому, текли дальше мысли, что этот час — особый.
Женщины ведь никогда не просыпаются в этот час. Они спят сном
младенцев. А мужчины средних лет? О, они хорошо знают этот час. О Господи,
полночь — это совсем неплохо: проснулся — и уснул, и час, и два — не
страшно, ну поворочаешься и уснешь опять. А в шестом часу уже появилась
надежда, рассвет недалеко Но — три! Господи Иисусе, три пополуночи! Врачи
говорят, тело в эту пору затихает. Душа выходит. Кровь течет еле-еле, а
смерть подбирается так близко, как бывает только в последний час Сон — это
клочок смерти, но три часа утра, на которые взглянул в упор, — это смерть
заживо! Тогда начинаешь грезить с открытыми глазами.
Боже, если бы найти силы встать и перестрелять эти полусны!
Но нет сил. Лежишь приколоченный к самому дну, выжженному дотла. И эта
дурацкая лунная рожа пялится на тебя сверху!
Вечерней зари не осталось и в помине, а до рассвета еще сто лет. Лежишь
и собираешь всю дурь своей жизни, какие-то милые глупости близких людей — а
их давно уже нет… Где-то было написано, что в больницах люди умирают чаще
всего в три пополуночи…
— Хватит! — молча крикнул он.
— Чарли? — сонно-вопросительно пробормотала жена.
Он медленно снял второй ботинок. Жена слабо улыбнулась во сне… чему?
Она бессмертна. У нее есть сын. Но ведь и у тебя тоже. Э-э, когда и какой
отец на самом деле верил в это? Не выносив ребенка, не пережив боли? Кто из
мужчин опускался во мрак и возвращался с сыном или дочерью так, как это
делают женщины? Эти милые, улыбающиеся создания владеют доброй тайной. Эти
чудесные часы, приютившие Время, — они творят плоть, которой суждено связать
бесконечности. Дар внутри них, они признали силу чуда и больше не
задумываются о ней. К чему размышлять о Времени, если ты — само время, если
претворяешь мимолетный миг вечности в тепло и жизнь?
Как должны завидовать мужчины своим женам, как часто такая зависть
оборачивается ненавистью к этим мягким существам, уже обретшим жизнь вечную!
А мы? Мы становимся ужасно важными, хотя неспособны удержать не только мир
вокруг себя, но даже себя в мире. Слепые, не ведающие целого, мы падаем,
разбиваемся, таем, останавливаемся и поворачиваем вспять.
Мы не можем придать форму Времени. И что же остается?
Страдать от бессонницы и пялить глаза в ночную темень.
Три после полуночи. Вот и вся нам награда. Три утра.
Полночь души. Отлив. Душа остается на песке. И в этот час отчаяния
приходит поезд. Почему?
— Чарли? — Рука жены нашла его руку. — С тобой… все в порядке? Чарли?
— Она спала.
Он не ответил. Он не смог бы объяснить, каково ему сейчас.
Желязны Князь света