Мааааленький кусочек из текстов даровитого, но, к сожалению моему, не очень плодовитого автора.

Эпизод 105

Люпус потянул носом воздух. Лёгкий ветерок принёс запах человека — плохой запах, нездоровый. Огромный зверь медленно опустил голову и замер. Теперь его нос улавливал лишь кислый смрад выжженной почвы, да терпкий аромат от редких кустиков красной из-за радиации травы — жёсткой, больной, измученной мутациями и маловодьем. Люпус прикрыл глаза и слегка помотал головой, вытряхивая эти привычные запахи из ноздрей, затем вновь вскинул свою лобастую, умную голову и потянул воздух. Нет, обоняние не обмануло его — человек, несущий запах безумия, шёл поперёк ветра и не скрывал своего передвижения ни маскировкой, ни дезодорацией. Он явно не боялся люпусов и продолжал движение вглубь выжженных земель. Что нужно ему здесь? Какая нужда заставила его оставить людские места обитания и явиться сюда, в самое сердце Пустошей? Люпус встряхнулся всем телом. Его хитиновые чешуи с громким треском отчеканили кастаньетную дробь. Зверь легко затрусил против ветра, наперерез двуногому. Он не имел намерения нападать, он просто выполнял свой долг Стража Пустошей.
Кто ты, путник? С чем пришёл?

***

Человек шёл, ориентируясь по компасу — примитивному прибору, изобретённому невесть кем в неимоверной древности, сотни, а то и тысячу лет назад, здесь, в этих краях. Ни один электронный прибор не смог бы работать в Пустошах — остаточная радиация всё ещё велика. Человек не спешил — ему некуда спешить… Он знал, что там, куда он идёт, есть то, что ему нужно — лес и озеро. Он знал, что у него есть всё, что может помочь ему в пути — оружие, вода и самодельный пеммикан. Шагал он размеренно, внимательно глядя под ноги, стараясь не подвернуть ноги на каменистом, неторном своём пути.

Аптечка с самыми необходимыми медикаментами лежала в нетяжёлом его рюкзаке, но при вывихе или растяжении связок таблетки плохо помогают. В какой-то момент, сверяя направление с ориентиром — какой-то ландшафтной шишкой на ровном месте, человек всё-таки сплоховал и запнулся за камень. Крепкий ботинок уберёг ногу от травмы, но уставшая нога от удара противно разнылась… Он осмотрелся, глубоко вздохнул и решил-таки устраиваться на отдых. Как ни оттягивай, а ночевать придётся всё равно тут, на выжженной земле, среди неприветливых камней.

Прошлой ночью ему повезло найти небольшую лужайку из красной, щетинистой и жёсткой, как проволока, растительности и он ночевал не на пепелистом суглинке, а на пусть и убогой, но всё же травке. Сегодня же его ждал стандартный вариант — он расчистит от камней ровное (хотя бы более-менее) место, раскатает рулон пластиковой «пенки» и ляжет спать, не раздеваясь. Поужинав опостылевшим пеммиканом, он запил его глотком мерзкой воды, набранной им в остекленевшей воронке — микробов можно не опасаться, эта жидкость мертвее камня и едва не светится от радиации. Другой тут всё равно не бывает…
Покончив с пищей, человек лёг на пористую пластиковую подстилку, накрылся непромокающим синтетическим плащом и провалился в сон. Сперва его дыхание стало ровным и спокойным. Через пару минут он вздрогнул, дыхание стало прерывистым, потом он закашлял, не просыпаясь, застонал, пару раз судорожно вздрогнул и провалился в беспамятство — тяжкий недуг лишил тело любых контактов с окружающим миром…

***

Люпус приблизился к спящему почти вплотную и обнюхал. Зрение и слух подтвердили то, о чём уже давно поведало обоняние — человек болен. Сильно болен. Болен не только телесно, но и головой. Зверь ощущал пси-фон кошмаров, заполонивших воспалённый мозг двуногого. Он тихо подошёл к бесчувственному телу, откинул край плаща и положил лапу на лицо лежащего — другого места с открытой кожей не было. Люпус не знал названия всех тех недугов, что томили несчастного, но понимал, что тому несладко. Плохо дышать. Плохо смотреть. Плохо всё… Радиация — последнее, что начало доламывать хрупкий организм двуногого. Какие-то страшные воспоминания сделали человека почти безумным, его травмированная психика погнала его прочь от своих, в Пустоши и он устал, смертельно устал жить.
Несмотря на то, что он, люпус, разумен, он не обладал человеческой психикой и плохо понимал причины и резоны, по которым этот двуногий решил вести себя столь противоестественно. Жизненный опыт не подсказывал ему, рождённому и выросшему в пустошах, потомку «одичавших» смертоносцев-модификатов, как поступить в данной ситуации. Врагом этот двуногий не был, хоть и вооружён он сверх всякой разумной меры (автомат с подствольником, ручные гранаты, два пистолета — обычный и старинный, пороховой; несколько ножей, топор, арбалет и запас стрел), симпатии тоже не вызывал… Его бы полечить, а он прётся прочь от людей к лесу, что растёт оазисом вокруг озера в невысоких горах — больше ведь в эту сторону идти некуда. Что ему там нужно?

Люпус закрыл глаза и анестезировал несчастного. Ничем другим он больше не мог помочь… Что-то помешало ему убить спящего — то ли ощущение необычности этого двуногого, то ли простая брезгливость. То ли простое любопытство.

Человек перестал вздрагивать, глубоко вздохнул и вышел из кошмарного небытия в простое состояние сна. Зверь лизнул его щёку, поправил на спящем плащ и отошёл на пару десятков шагов, нашёл яму, слегка углубил её и тоже лёг спать, оставив настороже часть сознания.

***

Человек проснулся и, не открывая глаз, стал разминать онемевшее за ночь на жёстком ложе тело. Он вытягивал ноги и руки, напрягая их мышцы и держал их поочерёдно в напряжении, восстанавливая кровоток. Потом он поёрзал, заставляя мышцы спины и живота работать. Его не покидало ощущение, что с ним что-то не так, но для связных мыслей время ещё не пришло. Перевернувшись на спину, человек полежал ещё несколько минут, затем скинул укрывавший его плащ и аккуратно сел, подтянув к себе левую пятку.

Открыл глаза. Медленно повернул голову вправо-влево, осмотрелся. Потом прикрыл веки и прислушался к себе… Давно он не чувствовал себя так — не то, чтоб хорошо, но и не сказать, чтоб этакая лёгкость по утрам ему была привычна. Он слегка нахмурился, подумав, что мог бы настроиться на гиперчувства, но от одной мысли об этом его пробрала дрожь — эти сеансы приносили треть пользы и две трети вреда. Мало того, что после них страшно болела голова и позвоночник, так зачастую ещё и рвало, а иной раз он и непроизвольно дефекацию успевал пропустить, будучи в трансе. Нет, он слишком болен, чтобы заниматься такими вещами из-за непривычного самочувствия после сна, уж лучше приберечь эту свою окаянную способность для более серьёзных случаев…

Человек вновь открыл глаза, притянул к себе рюкзак, развязал горловину и принялся грызть пеммикан. Солнце уже выглянуло из-за горизонта, безоблачное небо обещало несусветную жару днём. Поэтому, как ни хотелось напиться всласть после кисло-солёных мясных кубиков, он отпил совсем немножко из своей фляжки. Утро пока ещё было прохладным, но человек снял куртку, брюки и сложил одежду в рюкзак. Сунул туда же плащ, свернул, сев на корточки, свою «пенку» и, перевязав бечёвкой, прикрепил её к рюкзаку. Теперь на нём были лишь трусы, майка на лямках, да вынутая из кармана панама с широкими полями.

Человек накинул широкий пояс с ножнами, двумя портупеями и двумя кобурами, повесил ремнём на шею автомат, надел на спину рюкзак. Арбалет повесил через плечо так, чтоб он висел на боку, пониже подмышки. Чехол с топором укрепил на бедре. Немного попрыгал на месте — ушибленная накануне нога слегка опухла в ботинке, но не болела (что было странно), приладил к поясу флягу поудобнее и, сверившись с компасом, пустился в путь.

Он не мог определить своё местоположение в пространстве, он лишь мог примерно посчитать пройденное им расстояние и предположить, сколько ещё километров ему нужно преодолеть, чтобы достигнуть того самого оазиса, что чудом уцелел во время войны. Уничтожая противника, их войска оставляли вот такие островки нетронутыми не из каких-то добрых побуждений, а с целью весьма утилитарной — чтоб самим было где разбить лагерь для отдыха. Эти оазисы протравливались газами, а зачастую и бактериальными боеприпасами; затем, по мере надобности, обеззараживались. Человек помнил войну. Он сам принимал участие в спецоперациях…

Спустя три часа, уже изрядно вспотев и подустав, человек наконец почувствовал, что кто-то — скорее всего какое-то животное, преследует его. Не сбавляя шага, на ходу, он снял автомат с предохранителя и совсем чуть-чуть «напряг» гипервосприятие. Он часто так делал во время войны, поэтому-то и остался жив, несмотря ни на что. Даже несмотря на то, что военспецов его типа чаще всего старались убрать все — и враги, и свои. Ведь высокомоды, заточенные на проведение спецопераций опасны для всех, любой социум стремиться избавиться от них…

Да, так и есть! Примерно в полукилометре за его спиной идёт люпус. Он чувствует зверя, но зверь умён и осторожен, зверь не приблизится. Но. Человек может защитить себя и на расстоянии — на то он и человек. И не важно, что пуля не убъёт люпуса — важно, что люпус будет знать, что человеку не нужна компания. Он остановился, правой рукой перехватил автомат за рукоять и повернул его стволом вперёд, левой рукой оттянул резинку трусов и, покрутив головой, встал лицом к преследователю. Струйка мочи брызнула на землю, ствол оружия как-бы невзначай поднялся… Выстрел!

***

Пуля ударила в грудь. Люпус успел бы от неё увернуться, у него больше секунды на это было, но в момент выстрела он смотрел в сторону — он не хотел видеть, как человек справляет нужду, не хотел чувствовать этот нездоровый запах чужого организма. Поэтому, услышав выстрел он лишь голову резко вверх поднял, понимая, что чешуи защитят тело, а вот удар по голове его может и оглушить. А зачем ему контузия? И хотя люпус был готов к удару, боль оказалась неожиданно сильной — мало того, что его словно кувалдой шарахнули, заставив упасть на задницу, так ещё и пластина лопнула до самой шкуры, под шкурой, из матрицы выступила кровь… Быстро сообразив, что с этого и пользу можно поиметь, люпус «умер» — остановил сердце и перестал дышать. Если этот двуногий из тех, про кого ему отец рассказывал, из биороботов, то пусть он, просканировав его, решит, что убил преследователя. Крови-то из лунки хитиновой чешуи вытекло изрядно, он специально заставил вытечь побольше… Эго зверя ушло в прапамять и теперь его тело медленно остывало, даже энцефалограф не показал бы никакой активности в этом девяностокилограммовом биомеханизме, созданном для уничтожения всего живого.

Спустя час тело люпуса вернулось к жизни — сперва заработало сердце, потом диафрагма втянула воздух в лёгкие, следом полностью активизировался мозг, сканируя обонянием и слухом окружающее пространство, проверяя состояние собственного тела совершенно подсознательно. Открылись глаза и боемашина поднялась на лапы, встряхнула всем телом, словно сушась после воды, выдавая знакомое с детства стаккато хитиновых чешуй. Люпус слегка поморщился от боли в ушибленной груди и вытянул шею.

Ещё один глубокий вздох носом не принёс человеческого запаха и зверь принялся обнюхивать землю. Долго искать не пришлось, следы двуногого чёткой строкой впечатались в страницу книги запахов — уж больно скудной была запись на этой странице, вот и читало обоняние его эти раскалённые до бурого каления буквы. А вот и детонатор от выстрела подал голос запахом сгоревшей взрывчатки и опалённого металла. Вот и амбре высохшей мочи… Люпус присел, помочился сам, словно оставив свою строчку в этой нехитрой летописи запахов и неспешно затрусил тяжёлой своей трусцой вслед за двуногим. Теперь ему не было нужды видеть или слышать человека, он бежал неспешно, да периодически топорщил свои чешуи — жарко… Мысли его были погружены в видения, что эго успело выхватить в прапамяти.

***

Человек продолжал путь. Сознание его пока ещё держалось, но стоило лишь на миг выпустить нитку реальности и всё начинало путаться, ткань бытия начинала расползаться, словно гнилая одежда мертвеца и из-за неё начинали проглядывать кости безумия. Калейдоскоп менял бред с явью, быль с предвидением; гиперчувства выхватывали из реальности фрагменты непостижимого и мозг переходил из бодрствования в обморок, не отдавая себе отчёта об этих переходах. В какой-то момент человек почувствовал голод и стал на ходу грызть пеммикан, вынутый из бокового кармана рюкзака. Желудок поурчал, но принял съеденное.

Путник ощутил некоторое облегчение, походка его стала менее шатающейся. Он сверился с компасом, скорректировал направление движения (чуть левее, что-то вправо забрал слегка) и, поправив промокшую от пота панаму, даже добавил шагу. Солнце всё ещё пекло, но уже склонялось к западу, ещё часа четыре и можно будет присматривать место для ночлега. Человек всё шёл на юг, путь его лежал к невысоким горам, что уже высунули свои макушки над горизонтом. Ещё несколько дней и он достигнет оазиса, расположенного в долине между двумя плато. Там есть лес, там есть озеро, питаемое подземными источниками, там есть брошенная база их части — пяток вагончиков: штаб, генераторная, мобильная кухня… Прошло всего тридцать с небольшим лет, в этом климате всё должно было сохраниться. Людей тут нет, а люпусы и прочие сурки не пользуются людскими вещами.

Путник отстегнул флягу, потряс её — мало… Открыл пробку и влил в рот лишь один глоток воды. Закрыл и повесил флягу обратно, держа жидкость во рту, не глотая. Он ещё с пол-километра так шёл, перегоняя воду по рту, цедя её сквозь зубы, перемешивая языком. И лишь потом, когда рот смирился окончательно с отвратительным вкусом, проглотил. Комариный писк тревоги всё не давал ему покоя, но переходить на гипервосприятие человек на ходу не хотел — это вывело бы его из строя полностью, а он так дорожил остатком нынешнего, невесть какими богами дарованного, облегчения.

Спустя два часа комариный писк превратился в надоедливый зуммер — что-то неладно, подсознание упрямо рвалось сменить на посту его эго… Человек глянул на механический хронометр, тяжко вздохнул и принялся устраиваться на отдых — при удачном раскладе он успеет ещё сегодня пройти километров пять. Он снял рюкзак, оружие, расстегнул пояс. Раскатал пенку и лёг, взяв в руки свои пистолеты. И расслабился, переходя в состояние гипервосприятия окружающего.

Первое, что он почувствовал — запах воды. Именно запах — чуть влажный, чуть затхлый аромат озерка или лужи. Он сосредоточился и запомнил направление и расстояние. Потом перенастроился на пси-восприятие и сразу же понял, что убитый им зверь живёхонек и продолжает преследование.
— Что тебе от меня нужно, смертоносец?
— Ничего.
— Зачем преследуешь тогда?
— Это мой дом.
— Тварь! Земля — дом людей, а не таких уродов, как ты!
— Спорно.
Человек послал проклятье зверю и отключился.
Люпус стал осторожно приближаться…

***

Зверь действовал с максимальной осторожностью — он понимал, что в любой момент может встретить вооружённое сопротивление. Но, как он ни осторожничал, стрельба началась совершенно неожиданно — биоробот действовал в состоянии выключенного сознания, на гиперчувствах. Люпус едва успевал отскакивать и подставлять бока под пологим углом, чтоб пули рикошетили. Выстрелов из порохового пистолета он не боялся совсем — тупорылые пульки даже не ломали его чешуй, а вот гиперзвуковые боеприпасы больно били и расщепляли толстый хитин. Попадание в голову могло и убить… Укрыться было решительно негде, единственное, что он мог — прыжками приближаться к человеку, которого он прекрасно видел и чуял; казалось, что смрад безумия заполонил всю Пустошь…

В конце концов патроны в пистолетах кончились и человек метнулся к автомату. Успел бы зверь увернуться от очереди гиперзвуковых пуль — вилами на воде писано, но стрелок потерял время с предохранителем, что и позволило люпусу разоружить его. Против ожидания, человек не стал метаться, пытаться убежать или делать ещё что-то для своего спасения.
— Убивай.
— Зачем?
— А зачем преследовал?
— Это мой дом.
— А не пошёл бы ты?..
Словно выключатель щёлкнул и человек обмяк, превратившись из супермена в смрадное, больное, бессознательное тело. Люпус подошёл, обнюхал его и принялся облизывать лицо — самый действенный в его арсенале метод лечения… Человек застонал, несколько раз напрягся в судорогах и заснул неглубоким, беспокойным сном. Зверь ещё раз обнюхал его, поднял флягу, взвесил её в руке, сунул в зубы и лёгкой трусцой побежал к крохотному озерку с поросшими красной осокой берегами.

На лужайке, у самого края воды, люпус выплюнул флягу, вылил из неё остатки мёртвой влаги и набрал более-менее свежей, вполне пригодной для питья, воды. Напился досыта сам, черпая воду ладонью и лакая с неё, ухватил флягу зубами за карабин и пустился в обратный путь… Ему уже не просто хотелось выяснить, зачем человек пришёл в Пустоши, а поговорить с ним. Именно с ним, а не с его альтер эго. И поэтому принял решение дождаться пробуждения двуногого.

Он лёг, устроил поудобнее голову на передних лапах, что были больше похожи на человеческие руки и зажмурился, встопорщив хитиновые пластины — для облегчения теплообмена. Жарковато… Зверь покрутил головой, тряхнул шкурой на боках — пара пуль от порохового пистолета выпала на опалённый грунт; гиперзвуковую он вычесал задней лапой. Нагретая за день Пустошь отдавала накопленный жар и в лежащему люпусу приходилось немного повышать температуру тела. Оставив в мозгу пси-сторожок, зверь задремал — ему тоже пришлось прогуляться сегодня не один километр и локация пространства отняла немало сил. В животе его забурчало — он не ел двое суток.
— Возьми пеммикан в рюкзаке, — внезапно проговорил вслух двуногий.
— Там мало.
— Ну и что? Мне всё равно с тобой не справиться…
— Подожду, пока сдохнешь и съем.
— Меня?
— И тебя.
Человек поворочался и сел. Осмотрел себя, поморщился — трусы промокли от мочи. Затем он повернул голову к люпусу и проговорил:
— Почему ты меня не убиваешь, смертоносец?
Зверь приоткрыл один глаз и ответил вопросом на вопрос:
— Зачем ты сюда пришёл?
— Говори вслух. Башка болит — сил нет…
— Ответь.
— А тебе какая разница?
— Ты в моём доме.
Двуногий осмотрелся, покрутив головой во все стороны, развёл слегка руками в немом вопросе.
— И где он, твой дом?
— Тебе спутниковые координаты дать? — Зверь говорил негромко, трудно. Было видно, что акустическое общение ему малопривычно. — Все Пустоши мой дом, двуногий.
— Ну да. Конечно. — В голосе человека слышался сарказм. — Не великоват ли домишко? А то, может, сдашь уголок?
— Телепорта на брошенной базе нет. Планируешь есть траву?
— Почти… Запасся семенами. Рассчитывал на рыбу в озере. Есть?
— Есть. Только она тебя самого съест, та рыба. Да и места под твои растения там мало…
— Один чёрт сдыхать…
— Зачем ты пришёл, человек?
Тот помолчал. Посмотрел на садящееся Солнце и пробормотал:
— Пойду я. Километров пять ещё в сумерках пройду…
И принялся вытаскивать одежду из рюкзака.
— В двадцати семи километрах на восток от озера, в Пустоши, есть брошенная МК. Генератор запустишь — сможешь жить нормально.
— А как я её дотащу? Да и топливо для генератора поди прокисло…
— Если скажешь, зачем пришёл и что тебе здесь надо — помогу. А с топливом проблем не будет, оно в закрытом баке. Перемешаешь как следует и запустишь ротор.
Человек застегнул куртку, встал на колени и принялся свешивать на себя амуницию.
— Вот чего ты ко мне привязался? Ну от людей я ушёл! Не мил я там никому… Да и болен. Хочу дожить свои дни один, в покое.
— А почему не хочешь лечиться?
— Потому, что меня изуродовали в клинике ВПК, наобещав, что после войны меня все любить и уважать будут. А сами только и искали способы убить — не нужны никому биороботы в мирное время, понимаешь, зверь? Вот и пошёл в Пустоши, чтоб жить среди таких вот тварей, как ты.
— И убить меня хотел, чтоб жить рядом?
— Ну… Откуда мне знать было что у тебя на уме?
— Ты болен и сам себе противоречишь. Ты умрёшь, даже если я притащу тебе МК.
— Ну и что? Зато сам умру, а не от руки человеческой…
— Не понимаю.
— Да где тебе… — Человек вяло махнул рукой, встал, надел рюкзак, потянул за карабин флягу и посмотрел на люпуса. — Это ты мне воду принёс?
— Да. Иди, куда шёл, я не пойду за тобой. Пойду впереди и быстро — поем в лесу, там крысы водятся и ондатры на озере. Потом уйду.
— Ну беги. У тебя имя есть?
— Нет. Но смертоносцем меня не зови.
— А как тогда?
— Люпус.
— Ну пусть люпус… А как вы друг дружку-то зовёте, ну, в смысле — люпусы?
— А тебя как зовут?
— Серёжа… Сергей!
— Мы друг друга по запаху различаем и по пси-полю — они у всех разные.
— Во как!.. Ты беги себе, люпус. И это… Извини, что стрелял в тебя!
— Да ладно…
Зверь быстро поднялся на лапы, встряхнулся, укладывая пластины брони и быстро побежал прочь.

***

Против ожидания человек прожил в Пустошах ещё очень и очень долго. Притащенная люпусом МК доставляла ему всё необходимое для жизни — как и говорил зверь, генератор, покапризничав, заработал и дал энергию для подключения камеры телепорта.

Чуть позже люпус привёл в оазис двух своих сестёр и втроём они как смогли подлечили двуногого. Разбитый человеком огород приносил ему по три урожая в год, страшная, мутировавшая рыба тоже периодически попадала в его хитроумные ловушки и разнообразила меню — не то, чтоб еды не хватало, просто охота на этих монстров вносила остроту в однообразные будни.

Люпус периодически навещал своего подопечного, а спустя несколько лет, найдя себе подругу, поселился в том же лесу. Семейство живых бронемашин и одинокий ветеран РКВ так и жили бок о бок, пока однажды двуногий абориген Пустошей не ушёл в вечность, окончив свой земной путь в тишине и покое…

Люпусы похоронили его, навалили на могилу кучу камней и навсегда оставили в своей памяти образ этого странного двуногого, что долгие годы обитал в Пустошах, в происхождении которых и сам был частично повинен.

© Rumer