Мы уверены, что нам известен мир, в котором мы живём. И не просто известен, а известен досконально. 

Это не так.

Мы с вами не знаем ни черта. 

Остаётся утешаться тем, что всего не знает никто. Ну, не совсем никто, конечно, есть люди, которые знают побольше нас, но их очень немного, а те, кого много больше, утешаться и не думают, поскольку даже не подозревают о своём неведении. Они о нём знать не знают и, что гораздо хуже, — знать не хотят. Наверное, так легче жить. Ignorance is bliss, что переводится как «what you don't know cannot hurt you.»

И если вы не знаете, что такое сила государства, то за силу вы считаете какой-нибудь ОМОН. Или «бомбу». А то и вообще некий «валютный запас». А между тем power это нечто другое. Вот вам лично понятно, какая сила должна быть у государства, чтобы воевать через океан стотысячной группировкой? А если стотысячных группировок две? А если группировка одна, но в ней два миллиона? А если вы оккупируете Европу и при этом ведёте горячую войну в другом полушарии полумиллионной армией? А если вы воюете через два океана разбросанными по всему миру восемью миллионами человек? И они у населения яйки-млеко не отнимают, а привозят всё с собой? Вы хотите, чтобы ваше государство было таким же сильным?

Вопрос риторический, конечно. Трудно заставить человека хотеть, если он чего-то не хочет. Но давайте предположим, что кому-то и в самом деле захотелось. Ещё не можется, но уже хочется. Так вот для начала необходимо определиться. «Кто мы, откуда мы, куда мы идём.» Необходимо найти хоть какие-то ориентиры. И начать следует вот с чего — мы в массе своей не знаем не только что такое «сила» государства, но мы не знаем и что такое государство, а потому неплохо бы для начала во-первых понять, что мы ничего не знаем, а уж потом, во-вторых, вооружившись нашим незнанием, попытаться в вопрос вникнуть. Для того, чтобы двигаться в любом направлении, нам нужно знать что такое государство, в каком оно состоянии и чего мы от него хотим.

Сразу скажу, что задача эта очень трудная, до деталей мы никогда не докопаемся, многого мы никогда не узнаем, но кое-что, некий необходимый минимум мы при желании вырвать можем. По ходу написания этих заметок мне как-то задали следующие вопросы — «каким таким волшебным образом американцам удаётся выращивать исторически ответственную элиту и как у них получается сохранять преемственность политики? как они смогли наладить стратегическое целеполагание и неукоснительное следование избранному курсу, невзирая на периодическую смену правительств?»

Насчёт инкубатора с яйцами, в которых насиживаются таланты подобно бегемото-коровьевским «ананасам в оранжерее» я сейчас ничего писать не буду, этак целый сериал понадобится, но вот то, как достигается преемственность, выяснить вовсе не невозможно. Для этого нужна такая штука как любопытство, которое заставит вас найти, а потом и полистать всякие старые книжки. И самой лучшей иллюстрацией к теме нам послужит старая добрая Англия. Где-то я уже писал, что для любого человека, интересующегося политикой и историей, Англия это просто кладезь информации, так как по каким-то причинам англичане ничего не прячут и если вам интересно как устроен часовой мехнизм государственности, то Англия будет вам в том подспорьем, ибо похожа она на старые часы со снятой крышкой. На первый взгляд в этом месиве колёсиков и пружинок ничего разобрать нельзя, но это только на первый взгляд. А между тем подавляющее большинство предпочитает второй взгляд даже и не бросать, зачем, всё ведь и так понятно — конституционная монархия, есть законодательная власть — Парламент, есть власть исполнительная — Кабинет, есть царь и бог — Премьер-Министр. Но поскольку Великобритания это старейшая демократия мира, то народ своим волеизъявлением периодически меняет как депутатов Парламента, так и членов правительства, включая туда и премьера, посредством демократических выборов. 

Такова внешняя сторона событий, так выглядит самое большое колёсико в часовом механизме и такое положение устраивает абсолютно всех, даже и самих англичан.

Но стоит нам приглядеться повнимательнее и проследить какое колёсико цепляет зубчиками зубчики какого колёсика и какие пружинки заставляют эти колёсики вертеться, а весь механизм слаженно тикать, как обнаруживается картинка другая — большое колёсико прячет за собою колёсики поменьше, но при этом куда более важные.

Возьмём межвоенный период. Это очень интересный период в жизни не только Англии, но и мира вообще. И период этот хорош тем, что он не настолько стар, чтобы стереться в нашей памяти и не настолько свеж, чтобы его забили привходящие злободневные обстоятельства.

Итак, 30-е годы. Все уже знают, что будет Большая Война, все к ней готовятся и потому события 30-х наполнены особым скрытым, но угадываемым смыслом. И вот в это время предгрозовое в Англии всё как в Англии, там на месте конституционная монархия, на месте Парламент с палатами, на месте правительство и на месте же Премьер. Зовут его Стэнли Болдуин: 
 

Потом состоялись демократические выборы и Болдуин уступил место Чемберлену, которого вы хорошо помните, а Чемберлена сменил Черчилль, которого вы помните ещё лучше, потому что «Винни» с тех пор стал чуть ли не всеобщим родственником. Вот они оба два, Чемберлен с Черчиллем:
 

А между тем, как писал в те предвоенные дни журнал «Тайм», в Великобританию отправилась по своим делегатским делам американская правительственная делегация и встретилась она там с «тремя самыми могущественными людьми Англии.» И кто же эта троица? Члены Кабинета? Кто-то из депутатов Парламента? Главы политических партий? Премьер, наконец?

Ответ короток — нет.

Трёх могущественнейших английских политиков звали Уоррен Фишер, Морис Хэнки и Роберт Ванситтарт. Вы этих людей не знаете, но не переживайте, вы не одиноки, массовому сознанию их имена ничего не говорят так же, как и вам. 

Вот это Фишер:
 

Этот человек на протяжении двадцати лет (1919-1939) занимал пост, который существует по сей день и называется Head of the Home Civil Service. Это глава бюрократического аппарата Кабинета. «Секретарь.» Мы смело можем назвать его Генеральным Секретарём. У него, правда, нет своей партии, но она ему и не нужна, вместо партии у него есть «влияние» и колоссальный опыт закулисной политической игры. Одновременно с «секретарством» в Кабинете, сэр Уоррен Фишер на протяжении тех же двадцати лет являлся Permanent Secretary of the Treasury, то-есть нёс ответственность за финансовую и экономическую жизнь государства.

А вот это Хэнки: 
 

Любителям клеить танчики без хотя бы заочного знакомства с этим человеком вообще никуда, это ведь именно благодаря ему появились как сам танк, так и род войск под названием «танковые войска». 

Начинал Хэнки в военно-морской разведке, очень быстро проявил себя, причём проявил как талантливый бюрократ, был замечен и привлечён к работе таким титаном как Ллойд Джордж, после чего Морис Паскаль Алерс Хэнки уже в годы Первой Мировой был назначен секретарём «Малого» или Военного Кабинета, одновременно же выполняя обязанности секретаря Имперского Кабинета, куда, помимо Кабинета метрополии, входили ещё и представители правительств доминионов и колоний. Был одной из самых важных фигур в Версале. В межвоенный период он неизменно возглавлял секретариат британской делегации на всех международных конференциях. В 1938 году назначен Директором Компании Суэцкого Канала от Британии. В 1939 получил баронский титул. В том же 1939 в качестве консультанта «помогал Чемберлену в подборе кандидатур на министерские посты» (на самом деле фактически формировал правительство Чемберлена), после чего вошёл в новый Военный Кабинет сам в качестве «министра без портфеля».

Ну и последний из трёх, Роберт Ванситтарт: 
 

Карьерный дипломат и двоюродный брат человека, известного миру как Лоуренс Аравийский. Необыкновенно способный человек, так же, как и Хэнки, замеченный политиком очень высокого уровня, в случае Ванситтарта это был лорд Керзон, который сделал его своим личным секретарём. Потом он вырос до секретаря премьер-министра, сперва Стэнли Болдуина, затем Рэмси МакДональда. В январе 1930 года он взлетел в заоблачные выси — его назначили Permanent Under-Secretary at the Foreign Office, занимая каковый пост он должнен был «надзирать» за работой всего дипломатического корпуса Британской Империи. Был непримиримым германофобом и наиболее последовательным противником Германии, настаивая на сколь возможно более жёсткой политике в отношении Рейха. В период заигрывания Британии с Германией в «Мюнхенский» период Ванситтарта отодвинули в тень, создав, тем не менее, для него никогда до того не существовавший пост Главного Дипломатического Советника при Правительстве Его Величества. Был удостоен всех мыслимых наград и дарован баронским титулом.

Написал несколько романов, исторических работ и пять поэм. Сочинённая им в возрасте двадцати одного года пьеса «Парии» ставилась в Лондоне и пользовалась успехом.

В очередной раз замечу, что в среде «государевых людей» в США и в Англии необычайно высок процент людей, литературно одарённых, и это понятно, ведь литературный талант уже сам по себе свидетельствует о наличии гипертрофированного воображения и очевидно стремление американского и английского государств привлекать на службу тех, кто любит и умеет «думать».

Между прочим, Ванситтарт организовал ещё и собственную дипломатическую разведслужбу, крышей которой служила кинокомпания London Films. Кинокомпания была самой настоящей и выпускала самые настоящие фильмы. И среди них такой выдающийся как «Багдадский вор»: 
 

Ванситтарт даже, «балуясь», на досуге, который он проводил в своём построенном в XVI веке поместье Денхэм Плэйс, написал стихи к песенке, которую поёт по ходу фильма принцесса, настояв, впрочем, чтобы его имя ни в коем случае не появилось в титрах. Но вернёмся от фильмов к скучной теме устройства госмеханизма.

К чему я веду:

Люди видят то, что они хотят видеть. Вот перед вами два человека, один известен всем, и тогда, да даже и сейчас, другой мало известен тогда и вовсе не известен сегодня:
 

Это сэр Роберт и Энтони Иден. Смотрящие им вслед люди видят блестящего молодого министра иностранных дел и какого-то «советника», не понимая, что истинным министром иностранных дел Великобритании является как раз тот, кого они принимают за «советника». Министр прячется за «министром». Так хочет государство.

В 1936 году стало известно, что король Эдвард VIII, потеряв голову от любви к страшненькой разведёнке Уоллис Симпсон, не только разговаривает с ней о вещах, о которых ему говорить никак не следовало, но и показывает ей государстенные документы. С этим следовало что-то сделать и сделать немедленно. Так вот обсуждением мер занимались не члены Кабинета, которые вообще не знали, что происходит, не находившийся в неведении Парламент и не главы политических партий. Вопросом, который превратился в угрозу национальной безопасности, занималась троица «самых могущественных людей Британии.» 

А теперь смотрите — все трое, Фишер, Ванситтарт и Хэнки не занимали выборных постов. Их нельзя было «переизбрать». В государстве был (и остаётся) носитель высшей власти. Сюзерен. Монарх. «Арбитр.» И в государстве же была (и остаётся) реальная, «истинная» исполнительная власть. Коллективный «управляющий». Коллективный и НАСТОЯЩИЙ премьер-министр. Тот, кто занимается целеполаганием. И вся эта троица находилась «во власти» двадцать лет, несменяемо. Она занималась «стратегией», она занималась долгосрочным планированием, не оглядываясь на текущие «обстоятельства», справляться с которыми должны были те, кого избирал народ. Избранные правительства, которых за это время сменилось то ли пять, то ли шесть, занимались «тактикой», текучкой. 

И такое устройство государства чрезвычайно удобно. Человек, подобный Ванситтарту, слишком государству ценен и его время слишком дорого, чтобы он бросал то, чем он занимается, ехал в Парламент и, демонстрируя остроумие, переругивался там с депутатами. Для этого есть Энтони Иден. И вот он-то и едет, и он-то и переругивается. И все довольны.

И ещё одно — избираемые на выборах политики не только имеют право на ошибку, но их ещё и привязывают к текущей политике государства, ими «олицетворяют» те или иные внутри- или внешне- политические решения, зачастую непопулярные. Те или иные реформы или те или иные международные «договора» обретают физиологический облик реального человека, от которого можно в любой момент избавиться, отправив его в отставку и тем самым продемонстрировав отказ от прежней политики и переход к новой. В давние времена в подобных случаях требовалось отправить прежнего фаворита на эшафот, а сейчас «впавшего в немилость» министра «переизбирают». Налицо смягчение нравов.

И ещё одно. Поскольку «стратеги» стоят в государственной иерархии выше «тактиков», то и отставка вследствие «правительственного кризиса» пусть даже и премьер-министра со всем кабинетом, не сказывается не только на долгосрочных планах, но и на прочности государства, поскольку не затрагивается ни одна из несущих балок конструкции.

Всё, что мы рассмотрели, касается такого открытого, «честного» государства как Англия. Америка по сравнению с Англией государство закрытое. В США мы не видим не только носителя верховной власти, но мы не видим даже и американских аналогов Ванситтарта-Фишера-Хэнки. Мы лишь начинаем догадываться о том, что они где-то есть, когда видим таких политиков как Бейкер или Чейни, чьи угадываемые нами полномочия шире декларируемых. В Америке мы видим только Кабинет и избираемого премьер-министра, который называется Президентом. 

И это во всём мире так. Зауряднейшее выражение «правящая партия» существует во всех языках. Люди мира искреннейшим образом считают, что политическая партия, которая победила на очередных выборах и сформировала правительство, не больше и не меньше как ими правит. Именно так — правит. «Властвует.» У нас разбитое корыто, а у «них» — власть. «Вот же сволочи!»

И именно ради того, чтобы эту пресловутую власть получить, одни люди выдвигают себя куда-то там, а другие, те, что поглупее, за них голосуют. Обычно — сердцем. Ну, а потом начинаются страсти-мордасти, подсчёт бюллетеней и голодовки. И аппеляции к всё той же пресловутой власти, которая, хочешь не хочешь, а вынуждена реагировать. Демократия же. «Об чём шум, граждане?» И граждане вкупе с визгливыми гражданками принимаются кричать про нарушения и призывают покарать виновных по всей строгости закона.

А между тем мы, не раскрывая даже государственных тайн, а всего лишь проявив малую толику любопытства, вдруг (внезапно!)обнаруживаем, что в государстве безусловно демократическом (никто, надеюсь, не будет спорить с тем, что политическое устройство Англии это некий эталон того, что люди называют демократией) существует прослойка людей, стоящих выше если и не закона, то совершенно точно выше политических партий. Оказывается, что в демократической реальности демократическим государством реально управляет некая надпартийная структура. 

Членом какой партии был Уоррен Фишер? И имела ли хоть малейшее значение его партийная принадлежность, даже и обладай он таковой? И это не только в Англии так. Демократия по планете передвигается победной поступью, уверенно перешагивая из Старого Света в Новый, и там мы тоже видим то же самое. Членский билет какой партии имелся у Эдгара Гувера? На каких партийных собраниях сидел этот могущественнейший человек, вертевший на причинном месте кого угодно? А между тем Гувер просидел не на собраниях, а «во власти» в самом буквальном смысле от Ильича до Ильича. С 1924 по 1972 годок. Даже и покурить не выходил. Шесть правительств сменилось, шесть президентов, а Гувер знай себе сидел.

Так вот Америка и Англия государства хоть и демократические, но при этом очень серьёзные, и по той причине, что в серьёзных государствах никаким недомолвкам места нет, то задолго до того, как Хэнки и Гувер появились на свет, для таких людей придумали определение, они называются civil servants. На русский это переводится как «государственные служащие». Для русскоязычного человека госслужащие это все, кто имеют то или иное отношение к «власти». Но на «пресловутом» не так, там есть politicians и там же есть civil servants, и в общественном сознании эти понятия разведены. 

Наша с вами реальность описывается человеческими словами и потому государство, которое хочет быть серьёзным государством, очень щепетильно относится к словам, которые и которыми его описывают.

Servant — это слуга. Это тот, кто служит. В русском государственном языке тоже есть выражение «слуга народа», подразумевающее, что госслужащий служит не кому-то там, а народу, что русскими людьми издавна воспринимается как нелепица и повод для зубоскальства. Не так в английском не только языке, но и в государственном «пространстве». 

Civil — это «гражданский», так, civil war это гражданская война, это та война, которая ведётся между гражданами одного и того же государства, от civil образовано слово civilization — цивилизация, цивилизованное государство это государство, в котором живёт не некий народ, а — граждане, причём civilization это не только цивилизация, но ещё и культура, а глагол civilize означает «окультурить», цивилизовать, то-есть научить кого-то что такое гражданин и что такое общество, состоящее из граждан. Кроме того, civil это синоним слова polite, что означает «вежливый», «учтивый».

Другими словами, civil servant это тот, кто служит гражданам. Демагогия? Ну, в каком-то смысле да. Слова, слова, слова… Но слова эти обретают вполне определённый смысл, когда мы обнаруживаем, что в Англии civil servant это тот, кто труждается в Her (His) Majesty's Home Civil Service. 

Civil Servant это не любой государственный служащий, а только тот, кто работает на Корону.

Уоррен Фишер, «секретарь», «руководитель аппарата Правительства», работает не на Правительство и он Правительству не подчиняется. Он — слуга.

Если рассматривать феномен Власти под этим углом, то становятся понятны и неудачи «молодых демократий», слишком верящих в декларации и то ли не могущих, то ли не желающих заглядывать «за фасад», скрывающий не самую демократическую начинку — «старые демократии» имеют то, что отсутствует у «молодых», у стариков есть камень, положенный во главу угла, у них есть Корона.

В их доме есть не только слуги, но ещё и Хозяин.

alexandrov-g.livejournal.com/249884.html