Сим начинаю серию статей, посвященных видению мира, текущих процессов и образов будущего Сергея Переслегина.

Я считаю, что популярность (именно в смысле массового внимания) Переслегина гораздо меньше, чем он того заслуживает. Количество просмотров его многочисленных роликов не превышает нескольких тысяч. Во многом это связано со сложностью тех вещей, о которых он говорит. Для массовой публики требуется дополнительное разъяснение, так сказать, популяризация.

Ролик «Процессы в мире. Мышление как Технология Воздействия».

Здесь Переслегин заявляет три большие группы кризисов, которые являются основой процессов

1. Кризис формата мышления.

Это разделяется на три типа взаимосвязанных проблем:

Полагаю, это вполне очевидные вещи. Мы пару десятилетий увеличивали количество транзисторов на кристалле, но размещать транзисторы на кристалле придумали еще отцы. Мы совершали экстенсивное развитие старой технологии и добились больших успехов в этом. Что дальше? Ведь пределы роста уже практически достигнуты.

Различная автономная техника уперлась в предел емкости аккумуляторов на единицу веса. И никакого прорыва в этом не видать. Перед наукой такая задача очевидно стоит. Но решения наука предложить не может.

На взрывном росте технологий экономика развивалась около пятидесяти лет. Создавались новые рынки принципиально новых товаров, они росли и достигали своих пределов. Но новых технологий не создано, а человечество привыкло к решению проблем технологическими способами. Теперь так разрешать проблемы более не возможно.

Роста, основанного на технологическом развитии, больше не будет. А ничего другого мы предложить не в состоянии. «Когда в твоих руках молоток, то всё вокруг кажется гвоздями». Это и есть кризис формата мышления. И кризис экономический вторичен по отношении к нему. Экономические кризисы возникают периодически и неотвратимо. Вопрос лишь в том, есть ли у нас способы их разрешать. А именно нахождение, наличие таких способов зависит от формата (форматов) мышления. Если формат мышления устарел, если он накрепко привязан к тому пути развития, который теперь окончен, который и завел нас в кризисную ситуацию, то мы не можем предложить никаких путей выхода.

Безусловно, такой кризис приведет и падению современных политических систем, которые методом управления имеют устаревший формат мышления и связанные с ним способы решения проблем.

2. «Лемовский» кризис. Если в Большую Игру вступят сразу множество цивилизаций, может создастся полный хаос.

Число стран возросло в 20 и число игроков в 10 раз. Миры многосторонних противоречий, которые невозможно разложить на парные. Мир стал антиинтуитивным. С этим мы не умеем работать.

В кризисе перед Первой мировой войной для России расклад выглядел простой дихотомией – надо было выбрать один из противоборствующих блоков. Достаточно было собрать плюсы и минусы за каждый из выборов, сложить в столбик и принять решение. Ошибка тут могла возникнуть лишь в правильности оценок весов этих плюсов и минусов, а в их сложении не было ничего сложного.

Игроки с интересом наблюдали за Фолклендской войной в свое время. Сумеет ли второстепенное государство оказать сопротивление самостоятельному Игроку. Не сумело, все выдохнули, миропорядок не был нарушен.

Однако, современный ближневосточный узел представляет собой уже совершенно иную ситуацию. Мы не можем свести все противоречия к одному противостоянию России и США. Все гораздо сложнее, больше участников с самостоятельными интересами и значимыми возможностями.

Это вполне отражается в непонимании множеством наблюдателей происходящих процессов. Каждый игрок дружит в одном месте и в одно время с каким-то другим, но в другом месте и времени противостоит ему. В кланах ситуативных союзников есть непримиримые противоречия между участниками. Например, Россия «дружит» одновременно с Ираном, с Турцией, с Катаром, с Израилем, но и противодействует всем им в каких-то аспектах.

Перед Великой Отечественной войной советское руководство считало, что нападение Германии на Советский Союз было бы ошибкой для Гитлера. И это подтвердилось по факту. Однако, такой вариант рассматривали со всей серьезностью по причине колоссальных рисков для нас. Но разве можно вести полноценное стратегирование, имея основанием ошибочные действия соперников? Тут ведь есть серьезные проблемы. Во-первых, линия «правильного» поведения соперника по большому счету одна. И ее возможно просчитать. А вот отклонений от нее в сторону ошибочных действий может существовать множество, анализу это практически не поддается. Во-вторых, само по себе планирование на зыбкой основе чьих-то возможных ошибок становится под большой вопрос.

В сложной системе взаимодействий никто не в состоянии точно просчитать свои и чужие интересы, простым сложением эта проблема уже не решается. Также резко растут риски не только своих, но и чужих ошибок. Поведение других игроков становится непредсказуемым, что усложняет не только планирование, но и вообще понимание ситуаций. Хаос с непредсказуемыми результатами. Умеем ли мы (вообще человечество) работать с хаосом? – Не думаю. А задача такая уже стоит.

3. Новые кризисы.

Здесь Переслегин собирает под одним пунктом четыре кризиса, связанных качественным скачком от количественного увеличения неких ресурсов.

Целые общества впервые столкнулись с ситуацией отсутствия голода как постоянного цивилизационного фактора. Это (переизбыток пищи) повлекло за собой ряд совершенно новых проблем, которые пока не имеют решений ни в видовом плане, ни в социальном.

Переслегин среди них отмечает проблемы ожирения и сопутствующих новых болезней. Я бы отметил еще возникновение морального вопроса. В вашем обществе еды не только достаточно каждому, но у очень многих ее излишки. В целом в обществе наблюдается излишек. В то же время есть общества, которые откровенно голодают. Справедливо было бы безвозмездно делиться с ними?

Религиозная (да и светская) мораль предписывает делиться. Но этот вопрос никогда не стоял всерьез, пока недостаток существовал во всех обществах. «Нам же самим не хватает, а так бы мы, конечно…» Но теперь-то явно хватает. И мы затираем этот вопрос другим: «А насколько этичной будет такая помощь?» Дать ли голодающему рыбу или удочку? Впрочем, удочку мы тоже не даем.

Тут дело даже не в простой жадности. Мы меняем этику под новые условия. И эту новую этику мы пока не очень понимаем. Вот этот расцвет благотворительности – это попытка ответить на вызов. Это столкновение старой морали с новой действительностью. И идет оно снизу, не носит системного характера, так как общепринятого ответа нет. И там повсюду зияют лакуны и провалы именно в этических вопросах. Вот ты пожертвовал голодающим африканцам 200 долларов, но другой рукой ты получил 2 тысячи за счет эксплуатации их же. Завтра ты пожертвовал еще 200 долларов, но потом купил бесполезную вещицу за 30 тысяч. Это аморально? Что именно аморально? И что такое моральное поведение сегодня?

4. Избыток информации.

Информации всегда было мало, она имела высокую ценность. Теперь важное от неважного, нужное от ненужного отделять сложно.

Как с таким работать, люди пока не понимают. Показательным примером является Big Data. Правительства и корпорации накапливают гигантские объемы информации. Понятно, что подавляющая часть ее абсолютно бесполезна. Скажем, ваш психологический портрет в качестве потребителя мог бы быть описан в сотне байт. Но на вас существует терабайтное досье.

Мы пытаемся работать с информацией теми способами, которые были в ходу в пору ее недостатка. То есть, хотим накопить ее как можно больше. А накопив, пытаемся разобраться, что же с этой горой теперь делать. И развиваем способы обработки гигантских массивов.

— Как поймать в клетку двух носорогов?
— Надо поймать десять, а потом восемь выпустить.

Вот так мы и работаем с информацией. Да, определенные результаты это сегодня дает. Но на перспективу путь явно тупиковый и впереди маячит совершенно неизбежный кризис, связанный с переполнением регистров входящей информацией.

Пример на пальцах. Командир дивизии способен принять управленческое решение, выслушав доклады от командиров его полков о состоянии этих полков как тактических единиц. В будущем командиру дивизии прилетит на терминал подробнейший отчет о состоянии каждого из 12 тысяч пехотинцев, включая его расположение, скорость движения, пульс и уровень адреналина в крови. Обработать и понять такой объем теоретически полезной информации невозможно, поэтому и принять никакого решения нельзя. Тогда к этому приделают какую-то цифромолотилку, которая выдаст выжимку страниц на 200, а к ней еще одну… Вот такими методами мы сегодня умеем работать с избыточной информацией. И это проблема.

Большое количество людей. Поведение групп стало напоминать поведение не газа, но жидкости.

Это очень интересный тезис. Действительно, социальное поведение больших групп, причем объединенных новыми способами как горизонтально, так и вертикально, изучено очень плохо. Кое-что делается в сфере масс-медиа, пропаганды и рекламы (впрочем, это одно и то же). Но направление тут только одно – изыскиваются максимально эффективные способы оболванивания. Их безусловно найдут (и нашли уже) много, но проблема управления к этому не сводится.

Само по себе явление ощущается сильными мира сего. Они видят его как угрозу, а не как новые возможности. (Если не считать использование в деструктивных целях – цветные революции и прочее.) Они ощущают это как потерю устойчивости системы. Но они пытаются вернуть общества в прежнее состояние старыми методами. Это усиление давления и разнообразные ограничения.

Именно поэтому-то здесь наблюдается принципиальный кризис. С прежним «газообразным» обществом такие методы давали эффект. Сжать, ограничить было всегда возможно. До определенных пределов, разумеется, но такие пределы были очень узки.

Сегодня же это не может быть столь же успешным – жидкость несжимаема. А усиление давления на такое общество может дать прорыв в самом неожиданном месте или вообще взрыв.

В эту сторону играет и тот факт, что инструментов для ограничений сегодня более чем достаточно. И кажутся весьма эффективными. Тут и «всеведение» государства относительно граждан, и попытки при наличии огромного количества свобод и возможностей ограничить их все как единый ответ на любые проблемы.

Переслегин тут приводит пример о технике безопасности. Чем более ТБ ограничивает обычные катастрофы, тем ближе становится сверхкатастрофа.

Я расшифрую. Допустим, у вас есть великолепные навыки по устранению течей в корпусе корабля. В качественно и быстро наводите заплаты, и ваш корабль плывет, в очередной раз спасенный от утопления. Всё хорошо. И это мешает вам понять, что проблема с течами носит системный характер. И однажды у вас проваливается прогнивший борт с кучей заплаток целиком. Если бы вы плохо умели устранять течи, то поискали бы иной выход и сделали бы корпус потолще и из нержавейки. Но вас ждет сверхкатастрофа из-за ваших хороших навыков в предотвращении простых катастроф.

5. Пост-мир. Смешиваются идентичности, которые не являются онтологиями.

Столкновение квази-онтологий – картин мира, которые не являются таковыми на самом деле – серьезная проблема. Беда тут в том, что провалы и противоречия квази-онтологий приходится заполнять тоталитарностью. Да, тоталитарность – неотъемлемое свойство настоящих картин мира, они ведь стремятся исключить все иные. Но в данном случае приходится вместо объяснений просто запрещать рассмотрение каких-то вопросов, многих вопросов.

И этот способ тоже из прошлого, ограничения как метод решения любых проблем. Всё связано. Мы можем наблюдать такое в вопросах толерантности, например, которая заявляется новой картиной мира. Но ее внутренние проблемы объявляются запретными темами, а запреты объясняются самой толерантностью.

Вместе с этим сам способ существования новых идентичностей как  новых онтологий предполагает воздействие на отдельных индивидуумов с целью изменения биологического и социального поведения вида. Способ очень спорный, и имеет основой самый худший из видов тоталитарности – в отношении каждого члена общества в отдельности. Дело в том, что тоталитарность в отношении социальных групп, слоев или классов, оставляет им свободу внутри этих объединений, дает им возможность найти способы существования. А вот массовый индивидуальный террор гораздо тяжелее перенести. И это один из современных кризисов.

Подводя итог, можно сделать вывод, что все перечисленные кризисы прямо связаны именно с форматом мышления. И ключ ко всему находится там. Кризис на самом деле только один – кризис формата мышления.