Но, строго говоря, никакому специалисту и управленцу от здравоохранения в мире не приходит в голову считать тотальное число ВИЧ-инфицированных, опираясь на число лабораторных исследований.

Более того, Объединенная программа ООН по СПИДу — ЮНЭЙДС — в своих ежегодных отчетах даже не указывает число проведенных тестов на ВИЧ-инфекцию. К реальным больным это имеет условное отношение.

Если существует манипуляция со статистикой, то с какой целью?

Это действительно выглядит как системная дискредитация российского здравоохранения. Здесь никакой конспирологии — есть четкие аналитические критерии. Чего стоят рейтинговые «продающие» заголовки, избирательно сравнивающие российскую ситуацию с африканской.

Непонятно, правда, почему в качестве примера используется одна из наиболее благополучных африканских стран — христианская Эфиопия. Более эффектно, наверное, смотрелись бы настоящие территории бедствия в южной части Африканского континента, где инфицирован каждый пятый. Речь же все равно не о фактах, а о впечатлении

Зачем нужна дискредитация России в сфере борьбы с ВИЧ?

Есть основания полагать, что конструкция с завышенной статистикой должна была служить инструментом и объяснительным модулем, открывающим дорогу к внедрению на территории России унифицированных глобальных подходов, без учета важных медицинских и социокультурных факторов.

Взамен нашей «консервативной стратегии» предлагались «прогрессивные», «эффективные» программы декриминализации и легализации проституции и наркопотребления, снижения вреда, включая заместительную метадоновую терапию, и требование раннего сексуального просвещения в школах.

Но благодаря профессиональной, взвешенной и спокойной позиции российского здравоохранения и высшего руководства страны, сформулированной в соответствующих поручениях еще в 2006 году, удалось противостоять контрпродуктивным идеям, разрушающим наше общество.

А уж сегодня, на фоне не только эффективно работающей Госстратегии, но и недавнего Указа Президента России «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» непрекращающиеся попытки создать некий идеологический противовес вызывают откровенное удивление.

То, что сегодня в нашу страну направляются целевые миллионы долларов на поддержку людей, живущих с ВИЧ, — совершенно открытая информация. Мы их не просили.

С другой стороны, если дополнительное внимание и помощь больному человеку продиктованы благими намерениями, они должны приветствоваться. Однако мы видим, что значительная часть этих средств, к сожалению, используется пиар-специалистами для усиленной презентации грантополучателей через оголтелую критику российского здравоохранения.

Осторожно предположу, что, формируя такую картину в медиа, ориентированных в том числе на зарубежного читателя, легче оправдать получение очередной финансовой подачки.

А вот к практическому здравоохранению, социальной помощи больным людям и науке это не имеет ни малейшего отношения. Равно как и утверждение, что в нашей стране более миллиона ВИЧ-инфицированных.

Существует еще показатель осведомленности жителей страны о своем ВИЧ-статусе. Как обстоят дела с ним? Можно встретить такую негативную оценку, что каждый четвертый россиянин не знает о своем заболевании.

Я уже упоминал, что мы стали первой страной, которая ввела массовый скрининг на ВИЧ. Он дает возможность выявлять болезнь на ранних стадиях и своевременно начинать лечение, предотвращая развитие ВИЧ-инфекции как для одного конкретного больного, так и для общества, снижая в популяции вирусную нагрузку.

Охват тестированием в Российской Федерации в 2021 году составил 28,2 процента населения (быстро «оправившись» от ковидного периода, в котором мы сумели достичь минимального снижения), тогда как этот же показатель в странах Европы составляет от 1 до 8 процентов.

В целом, по нашим оценкам, совокупное число исследований на ВИЧ во всем Евросоюзе составляет не более половины от ежегодного количества тестов, которые делаются в России.

Доля лиц, выявляемых на поздних стадиях заболевания, в России практически в два раза ниже, чем в странах ЕС. Это настолько принципиальная разница, что показатели по России фактически стоят особняком от всех остальных стран Европы. Такая система эпидемиологического надзора, как у нас, не налажена ни в одной стране.

Кстати, европейские эксперты, даже при таком низком уровне скрининга и доле поздних случаев ВИЧ-инфекции, дают уверенную оценку, что 86 процентов больных ВИЧ-инфекцией в странах ЕС осведомлены о своем ВИЧ-статусе. Очевидно, что уровень в 90 процентов (целевой по стандартам ЮНЭЙДС) наша страна давно уже перегнала.

Поэтому проектирование на базе наиболее достоверных российских статистических данных таких моделей распространения инфекции, в которых, по заявлениям некоторых экспертов, каждый четвертый россиянин якобы не знает о своем заболевании, не может иметь рациональной основы и опять же вызывает вопросы о целях подобного умышленного искажения реальности.

А какова вообще ситуация в общемировых масштабах? Какие страны можно назвать передовыми, а где ситуация, наоборот, хуже всего?

За мировую историю эпидемии ВИЧ/СПИДа, по оценочным данным ЮНЭЙДС, зарегистрировано около 84 миллионов случаев ВИЧ-инфекции. В США — не менее двух миллионов случаев. И порядка половины от каждой тотальной цифры — число смертей. В нашей стране, согласно данным, которые публикует Роспотребнадзор, более 1,3 миллиона случаев ВИЧ-инфекции.

Статистические формы санитарной службы включают не только умерших от заболевания за весь период наблюдения, но и иностранных граждан, временно пребывающих в стране, а также содержат неизбежное дублирование записей, если ВИЧ-инфицированный человек получает медицинскую помощь в разных учреждениях.

Важно понимать, что каждая страна переживает свой этап развития эпидемического процесса ВИЧ-инфекции. Везде этот биосоциальный вызов наложился на традиционные общественные устои и поведенческие нормы, в том числе обусловленные вероисповеданием.

Эти важнейшие факторы в совокупности определяют особенности индивидуальных страновых эпидемиологических показателей. Конечно, все показатели ориентируются на реально живущих в странах инфицированных людей по отношению к здоровому населению. Один из самых низких показателей как по общему числу инфицированных, так и по заболеваемости — в странах Ближнего Востока и Северной Африки. Самыми пораженными являются страны Тропической Африки.

Тестирование населения в Уганде

 

К какой стране в этом смысле ближе Россия?

— Штаты часто приводят в пример длительной и осмысленной борьбы с ВИЧ и СПИДом.

Для любителей приводить опыт США в пример России хотел бы сразу обозначить несколько примеров для размышления — и сравнить проблемный, по российским меркам, город Кемерово, где с ВИЧ живет 1,25 процента населения, с «избранными» Нью-Йорком (1,5 процента, а в отдельных районах — почти 6 процентов), Вашингтоном (2,5 процента) и Сан-Франциско (1,8 процента)… И отмечу, что в 2021 году рост заболеваемости в Сан-Франциско по сравнению с 2020 годом составил 16 процентов, тогда как в Москве наблюдается снижение на 5,2 процента.

Тогда перейдем к российским регионам. Где в России сегодня обстановка наиболее напряженная, а где дела лучше всего? И с чем вы это связываете?

Сегодня мы пока еще имеем дело с историческим наследием в плане диапазона показателей пораженности ВИЧ-инфекцией в российских федеральных округах.

Важно, что все субъекты страны следуют ежегодному устойчивому тренду на снижение заболеваемости, то есть ответственно подходят к реализации предусмотренных Госстратегией-2030 региональных планов, нацеленных в том числе на минимизацию причин неблагополучия регионов.

Расскажите о ситуация с лекарственным обеспечением. В нынешнем году много беспокойства вызвали оборванные логистические и финансовые связи, уход компаний из России.

На сегодняшний день есть абсолютная готовность российской системы здравоохранения решать вопросы лекарственного обеспечения пациентов с ВИЧ-инфекцией на основе самых высоких научных стандартов и современных клинических рекомендаций.

Согласно позиции Министерства здравоохранения России, доступ к необходимым высокоэффективным препаратам обеспечен в полном объеме.

У нас уже много лет нет очереди за препаратами, но так же, как и в части статистики, есть регулярные панические «экспертные» прогнозы о срыве лекарственного обеспечения — не сбывающиеся.

Что касается сложившихся условий, то импортозамещение в течение многих лет находится в стратегическом фокусе российской промышленности, и намеченные шаги планово реализуются.

Мы, безусловно, ценим позицию иностранных фармацевтических производителей, сохранивших свое присутствие на российском рынке, однако с удивлением наблюдаем за эпизодами использования недобросовестной маркетинговой стратегии, в которую вовлекается пациентское сообщество.

Искренне рассчитываем, что инициаторы осознают опасность пути, при котором раскачивание и обострение обстановки неизбежно приводит к разрушению важнейшей доверительной связки «пациент — врач», и в итоге — к системным сбоям в приверженности жизненно важной антиретровирусной терапии и провоцированию развития эпидемии в стране.

О чем именно речь?

На прошлой неделе СМИ пестрели заголовками о том, что пациенты требуют вернуть некую таблетку, охарактеризованную кем-то как «самый востребованный», «самый часто назначаемый», «самый широко применяемый», «самый популярный» и так далее комбинированный препарат (16 ноября движение «Пациентский контроль» заявило о дефиците дорогостоящего комбинированного антиретровирусного препарата «Эвиплера» — прим. «Ленты.ру»). Умолчали, что он еще и самый дорогостоящий, как и о том, что в перечне жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов на сегодняшний день зарегистрировано четыре современных комбинированных лекарственных средства с режимом приема одна таблетка в день и существенным преимуществом в стоимости.

То есть фактически речь шла о медийной рекламе рецептурного препарата, с указанием его торгового наименования и компании-производителя.

Вы упомянули риск сбоев в приверженности терапии. Как построена в России просветительская работа с людьми, находящимися в категории риска, и с теми, у кого уже есть ВИЧ?

Для начала бы я отметил, что большую роль в укреплении взаимоотношений врача и пациента играют не только государство, но и некоммерческие организации.

В труднодоступных для официальной системы здравоохранения ситуациях триада «пациент — НКО — врач» является буквально спасительной. И мы с большим уважением и благодарностью к работе коллег из неправительственного сектора предусмотрели кратное усиление сотрудничества в рамках обновленной Госстратегии.

В настоящее время Министерство здравоохранения формирует новый Координационный совет по вопросам ВИЧ/СПИДа при ведомстве, который как раз станет нашей основной рабочей и диалоговой площадкой. С этим эволюционным этапом взаимодействия мы связываем возможности систематизировать обоюдные усилия и придать им новый темп.

Что касается стратегии превентивной работы с населением. Считая человека существом разумным и прагматичным, мы исходим из убеждения, что перспектива ВИЧ-инфекции, как и любого другого социально значимого заболевания, которое может лишить будущего, семьи, радости родительства, должна ставить перед каждым необходимость осознанного, ответственного выбора: идти ли на риск.

И что вы предлагаете?

Предлагаем в условиях повышенной опасности отказаться от стереотипов сексуальной революции в пользу семейных ценностей и добиваться полного освобождения от наркотической зависимости тех, кто от нее страдает.

Приближается ли мировая наука к тому, чтобы победить ВИЧ и СПИД полностью?

Наука по-прежнему остается нашей главной надеждой, особенно в области создания эффективной вакцины. Единственно благодаря науке может решительно измениться решение проблемы СПИДа как таковой.

По меткому выражению одного моего коллеги, вирусолога с мировым именем, иммунитет человека с ВИЧ — это генерал, который все время готовится к прошлой войне.

Штаб-квартира ЮНЭЙДС в Женеве

 

Хотя ученые в России, Китае, США и других странах работают над решениями в области создания и профилактической, и терапевтической вакцины без малого три десятилетия.

То есть мы пока в этом вопросе не продвинулись?

Сегодня уже есть небольшой опыт использования новых пролонгированных препаратов, с режимом приема одна инъекция в месяц и в три месяца. Однако многие люди не захотели делать достаточно болезненный, как выяснилось, укол и с большей охотой готовы по старинке принимать таблетки.

Принципиально важно развивать сотрудничество научных центров в рамках международных проектов, в том числе на площадке Всемирной организации здравоохранения. В данном случае это не конкуренция, а необходимое партнерство. Мы рассчитываем на продуктивное сотрудничество в рамках вакцинного центра БРИКС, продолжаем работу в рамках других международных программ. Наука не стоит на месте.

Ну, а пока наша единственная «вакцина» — это самодисциплина, продемонстрировавшая свою значимость во время эпидемии COVID-19.

 

источник