100% видели его по телевизору на эфирах «Что? Где? Когда?» (играл с 1991-го по 2011-й), а ведь это еще и важный человек золотого «Зенита»: работал в клубе главным по медиа, называл Адвоката Дикулей и водил его по Эрмитажу, каждый день работал с Фурсенко и получал шутки от Аршавина.

А еще он бывший лучший друг Александра Друзя, который недавно влетел в скандал, якобы подкупив главного редактора «Кто хочет стать миллионером?» Илью Бера. Мы не знаем, кому верить, а «Первый канал» отстранил обоих от работы на неопределенный срок. Друзь вообще засобирался в США.

Сейчас Блинов – главный редактор еженедельного петербургского телегида «Панорама» с аудиторией более миллиона читателей у каждого выпуска. Мы встретились в редакции Алексея на Петроградской стороне Петербурга и более трех часов говорили о финале Кубка УЕФА, Василии Уткине в команде ЧГК и Друзе, который не жмет Блинову руку.

Краткое содержание интервью:

• «Зенит» не всегда был популярной городской командой, но открылся Петербургу, Аршавин приезжал к классной руководительнице и подкалывал ее;
• Аршавин разрядил команду перед финалом Кубка УЕФА одной фразой про «Что? Где? Когда?», а еще «Зениту» помогли четыре пожарные тревоги в ночь перед игрой;  
• Фанатов «Зенита» отучали от мата и знакомили с детьми, но они все равно попадали в истории: лапали стюардесс и переодевались в горничных;

• «Тебе не стоит ехать, нечего тебе делать в Монако». Такие слова Блинов услышал перед самолетом на Суперкубок УЕФА от Максима Митрофанова;
• Все о ЧГК: пьют ли знатоки перед играми, как часто тренируются, кто из «Зенита» смотрел все игры Блинова;
• Блинов летал к военным в Сирию проводить интеллектуальные игры и зауважал армию еще сильнее;
• ЧГК превратился в авторитарный клуб имени Друзя.

Начинаем!

Ранний «Зенит»: «Вираж» освистывает Фурсенко, картофельное поле «Петровского»

– 2007 год. Как вы попали в «Зенит»?

– Предельно просто – мы общались с Сергеем Фурсенко. В начале 2000-х в Питере проводили венчурную ярмарку – игровую площадку для привлечения инвесторов, где я вел роуд-шоу (до работы в «Зените» Блинов работал в крупных бизнес-структурах по продаже и маркетингу, был заместителем председателя Комитета по транспорту в администрации Петербурга – Sports.ru), а Фурсенко выступал со стороны организаторов – Центра стратегических разработок.

Так у нас сложились какие-то отношения. Когда в конце 2005 года «Газпром» купил контрольный пакет акций «Зенита», Сергей Саныч собрал тех, с кем работал проектно (в том числе и меня). Он знал, что я болельщик, и спрашивал только об одном – как работать с фанатской средой. И я был одним из тех, кто открывал сезон 2006 года. Стадион «Петровский». Картофельное перепаханное поле, которое к футбольному никакого отношения не имеет. Небольшая группка фанатов на «Вираже», матч с «Сатурном».

Перед началом выступала группа «Чайф» (они спели «Какая боль, «Зенит» – «Спартак», 2:1» – Sports.ru). Что-то сказал Сергей Саныч – фанаты по доброй традиции засвистели. Потом предоставили слово мне, представив как знатока и болельщика. Точную речь не помню, но там было про то, что мы все любим «Зенит», и какие-то дежурные фразы. Бушующая среда и «Вираж» к моим словам отнеслись очень тепло, встретили аплодисментами. Я реально был одним из самых старых болельщиков на тот момент – в 79-м году [когда я начал болеть за «Зенит»] все только начиналось.

– А вы были из фанатской среды?

– Я не фанат, а кузьмич, и никогда не входил вглубь движения: душой я весь с клубом, а гонять на выезда не готов. Поначалу с восторгом ходил на 33-й сектор стадиона Кирова, но мне не нравилось, что меня обыскивают, и я ушел. А нравились мне проходы,Шляпа и Очки (легендарные фанаты «Зенита» – Sports.ru) орали с флагами: «Женщина, которая поет? Нет. Женщина, которая дает? Нет. «Зенит»? Да!»

– Правда, что вы сами связали себе шарф?

– Я закончил текстильный институт, у нас была курсовая практика – освоить работу круглой трикотажной машины, которая может связать полотно и создать некий рисунок. Все рисовали цветочки и котиков, а я – логотип «Зенита». Такую своеобразную стрелочку (острой она стала потом), на тот момент скругленную и поэтому более простую для изготовления. Срисовывал ее с вымпела, разбил на квадратики, чтобы задать рисунок по механизмам. Помощник мастера был фанатом «Зенита» и стал мне помогать. Настраивали рисунок все две недели практики: там очень сложная и тонкая настройка, 24 механизма работают параллельно, и чтобы сделать идеально, мы копошились даже ночами. Проблема была только с одним – напряженка с пряжей, у нас была только белая и зеленая, поэтому шарф получился в цветах «Жальгириса» или «Карпат». На стадион я с ним не ходил, но логотипчик у нас получился.

– Кем вы были клубу в 2006-м, когда выступали на «Петровском»?

– Никем не был. Сергей Саныч пригласил и спросил: «Вот клуб, что нам делать?». Я пришел с целой пачкой машинописных страниц с планом (там было про работу с болельщиками и роль «Зенита» в городе). В клубе посмотрели и сказали: «Ой, как клево. Спасибо. Будем что-то делать дальше». Потом начали назначать ребят, на тот момент я был не нужен, смотрел футбол по телевизору. Вдруг через год звонок с неизвестного номера, голос Фурсенко: «Алексей, у нас есть вопросы по работе со СМИ и болельщиками. Тебе будет интересно?» – «О чем разговор? Это не интересно, а мечта всей жизни». На следующий день все проговорили, и я включился в жизнь клуба, прожил пять самых счастливых лет в жизни.

– В «Зените» вы занимались пиаром и социальными проектами, работали с болельщиками, даже были пресс-атташе. Так много всего?

– Все было этапно. Когда я пришел, все информационное поле, выходящее из «Зенита», находилось в моих руках. То есть комментарии от лица «Зенита» за исключением микст-зоны или анализа игры – мои.

Дальше – социальные проекты, я лично ездил по школам, с зенитовским Дедом Морозом (им был диктор стадиона Костя Анисимов) в бело-голубом полушубке развозили подарки по детским домам и интернатам. Мы развернулись к городу. Если 2006 год – полупустой «Петрович», какие-то утлые болельщики на «Вираже», то проходит время, стадион переполнен, другое отношение, город живет и чувствует, что не только город для «Зенита», но и «Зенит» для города. Мы пошли во все школы, к бабушкам, глухим и слепым, ко всем.

– Кого из игроков задействовали больше всего?

– Толю Тимощука и Костю Зырянова. Дети на них вешались, они приезжали в школьный спортзал, играли в футбол. Я видел, как они разговаривают с детьми, дают автографы.

Аршавин был очень уважителен к детям, хотя такой отдаленный от ситуации. Но в 2008-м я поехал в его 18-ю школу на Васильевском острове. Сергеич своими руками прикрутил табличку «Школьный футбол» (так называлась программа «Зенита» по привлечению школьников – Sports.ru), увидел учительницу – а он был далеко не лучшим учеником – и разговаривал с ней ироничными фразами: «Вы говорили, что я ничего не могу? Вот я, Мари Ванна. Вы говорили, что хулиганом стану, а я лидер». Потом с пацанами на площадке устроили мини-матч, играл за все команды. Собрался весь район.

– Кстати, при вас Аршавин уходил в «Арсенал». Как казалось, долго и загадочно. Что там было на самом деле?

– Все факсы были вдалеке от меня, могу только сказать, что Андрей очень переживал. Юля (первая жена Аршавина – Sports.ru) улетала с ребятишками через Москву, я их провожал в Пулково, помогал с вещами. Она все переживала, что что-то сорвется, их почему-то не пустят. Еще задерживался рейс до Москвы, Юля пыталась придумать конспирологическую теорию, что это кто-то делает специально.

На первых матчах «Зенита» Блинов все делал не так и раздражал Фурсенко. А в ночь перед финалом Кубка УЕФА закурил с Ирадой Зейналовой, о чем потом пожалел

– Вы еще были и пресс-атташе?

– У нас была сложная нарушенная иерархия. Сергей Саныч немного по-другому ориентировался: если Блинов отвечает за информационное поле, то отвечает вообще за все, в том числе за пресс-конференции. Это потом появилась должность пресс-атташе.

Я жил работой. Последний звонок от журналиста приходил в час ночи, а первый в районе восьми утра. Выходные – либо выезд, либо матч на «Петровском». Та ситуация, когда ты не чувствуешь границ и плывешь в этом поле. Я был постоянно в него погружен, и это самое счастливое ощущение. Сейчас с вами разговариваю и чувствую его.

Я ездил с командой везде до Суперкубка с Монако (об этом чуть позже).

– Помните первый выезд с «Зенитом»?

– Поехали на «Динамо» в Москву, я не знал, как себя вести, и сделал все не так.  

Оделся в костюм цвета хаки, поехал абсолютно счастливый и комфортный, за что тут же получил от Сергея Саныча, что таким образом приличные люди на выезд не ездят. Что я с командой, а хожу черти в чем.

В аэропорту закурил – «Ты еще и куришь?». И столб огня. После матча закурил – столб огня в два раза больше.

Потом вышли из гостиницы, я, естественно, бодро залез в автобус, ко мне подошел Анюков и грозно посмотрел: «Вы знаете, это не ваше место». Тут же ко мне подбежал охранник: «Не принято вообще-то заходить в автобус, ты бы вышел на всякий случай». Я вышел и тут же получил от Сергея Саныча, что правила и традиции надо знать. Автобус задом не ездит (такая же традиция есть в «Спартаке» – Sports.ru), чужие не ходят, у каждого свое место.

Первый домашний матч тоже был смешным. В день игры я поехал погулять в Репино, вдруг звонит Фурсенко: «Ты-ты-ты, ты где?» – «До футбола еще много времени» – «Уже давно на стадионе быть пора, программку читать». Звонит Митрофанов (генеральный директор «Зенита» – Sports.ru): «Галопом в машину и сюда». Я поехал. Выясняется, что надо быть за три часа, смотреть, как продаются программки, как убран стадион.  

– Как вас подкалывали игроки?

– Это же мужицкая среда: то в столовой подтолкнут, то еще что-то. В «Эвертоне» я решил сфотографироваться на фоне поля, вылез поближе, где видны небольшие урны с прахом болельщиков. Стоило мне развернуться пятой точкой к полю и встать в позу, как Влад Радимов зашпандорил мне туда мячом: «Ауах». Морда на фотографии была соответствующая.

2008 год, перед финалом Кубка УЕФА мы были на сборах в Голландии, вылетаем из Амстердама. Едем к самолету до Манчестера, чувствуется внутреннее напряжение, все сумрачно стоят. А у меня как раз на неделе был финал в «Что? Где? Когда?». Андрей Сергеич [Аршавин] бодрым голосом говорит: «Слушайте, пацаны, ну чего вы все набычились? У Блинова два финала на неделе, а у нас всего один». Все: «Гагагага». И вроде как-то разрядились.

Свой финал я проиграл, и утром после победы у лифта встретил Аршавина. «Ну чего, – говорит. – Вы-то свой финал просрали, а мы-то свой финал выиграли».

Аршавин любил меня поприкалывать. У нас была программа – с кубком УЕФА и Суперкубком я облетал всю страну: где добывают нефть и газ, на северá, на льды, даже у вас в редакции был. В Астрахани был кубковый матч, садимся в самолет, Андрей смотрит: «Алексей, а чего вы не в пилотской форме? Вы налетали столько километров, что пора».

– День финала Кубка УЕФА. Сильно нервничали все?

– Напряжение было сильным. Мы сами заводили друг друга, и большая роль, что команда все же справилась с волнением, была у Адвоката. Он каким-то уникальным образом рассказывал ребятам, что невозможное возможно. Не очень понимаю, какие слова человек, не говорящий по-русски, мог произнести, но у него это получалось – в столовой, в автобусе, в холле отеля. Я же с пацанами говорил, у всех был мандраж.

Особенно когда ночью перед финалом у нас четыре раза срабатывала пожарная сигнализация.

– О! Давайте про это.

– Тут интересная ситуация. За репортажами для программы «Время» в Манчестер прислали Ираду Зейналову. Мы с ней встретились. «Все здорово-хорошо, – говорила она. – Но я в футболе ничего не понимаю, а мне надо делать по два репортажа в день, давай-ка ты, милый друг, помогай мне с информационными поводами». Хоть команда и боролась с моей привычкой, я старался взять курящий номер. Именно в этой гостинице нашелся единственный курящий номер, который я ангажировал. Не знаю, курит ли сейчас Ирада, но в тот момент, поздним вечером, мы покурили в номере, пообсуждали будущие сюжеты, и она уехала. Я еще подумал, правильно ли я сделал, что покурил, и в это время сработала пожарная сигнализация. И тут я понял: «Наверное, я сделал что-то не так». Приехали пожарные. Я сидел дрожал, думал, что ко мне сейчас придут и оштрафуют. Потом все как-то утихло.

Первый раз я не стал выходить: боялся, что по башке дадут, и сидел тише воды, ниже травы.

Я уже разделся, лег спать, и тут сработала второй раз. Здесь я уже задергался, полуодетым выскочил в коридор, напротив меня стоял сонный Витька Файзулин в трусах: «Алексей, че происходит?». Кто-то пробежал из команды [и сказал], что это ложная тревога. Когда уже в третий раз сработала сигнализация, я мужественно оделся целиком, собрал все документы, вещи не стал – пусть горят. Вышел вниз, увидел, что суетится полиция. И в четвертый раз, в районе четырех утра, сработала последняя. Как нам потом объяснили, фанаты «Рейнджерс» забегали и срывали кран.

Когда рано утром встал и вышел, у Дикулиного номера дежурили два полицейских: они в своих английских шлемах кемарили возле пожарного крана.

С одной стороны, эта ситуация добавила психа. С другой, команду разрядило. Если бы не было сигнализации, каждый бы переживал внутри себя сильно больше. Появилась четкое противостояние с соперником, команда чувствовала внутренний драйв.

– Вам что-то подарили?

– Я сопереживал и жил во всем, но остался обделен наградами целиком. По регламенту РФС я как человек из всех лицензионных заявок и списков должен был получить медаль чемпионов России-2007, но не получил. Видимо, кто-то это сделал за меня. Со всем остальным точно так же: все потрогал, везде побывал, но дома не висит ничего.

– Вы были в чемпионском Раменском?

– Я был добрым талисманом: пришел летом 2007 года, и с тех пор команда проиграла только один раз (0:1 «Локомотиву» в Москве – Sports.ru). И вот мы летим в Раменское: мандраж, нервы. Зарегистрировались в Пулково, я подхожу к трапу, а Саныч говорит: «Слушай, ситуация может по-разному сложиться. Если мы проиграем, весь город будет расстроен, надо, чтобы кто-то успокаивал. Если выиграем, будет радость. Кроме тебя, никого в городе не остается. Будем с тобой на связи».

Наверное, я расстроился. Пашка Погребняк шел за мной: «Аааа, вы-то куда? Как? Мы же вроде как все вместе». Я развернулся прямо с трапа и уехал. Мы заранее организовали прямую трансляцию на «100ТВ»; договорились с милицией и открыли стадион, чтобы болельщики при любом результате смогли поблагодарить команду; приготовили концерт. Но не было координатора, которым в итоге стал я. В общем правильно, что меня оставили.

После матча у меня времени особенно не было – команда уезжала в обратный путь, меня внизу ждала машина. Я ехал по городу и видел, что произошло событие. Люди с флагами медленно стягивались к «Петровскому».

Самое светлое и очень эмоциональное чувство – проезд по Московскому проспекту, когда впереди идет автобус «Зенита», все огни включены, на торпеде стоит кубок чемпионов России, а мы сзади в автобусе. Эта кавалькада едет, шпалеры народа стоят по двум сторонам проспекта. И этот бешеный драйв – автобус на скорости, мигалки впереди.

Фанаты, два дня на военном аэродроме и жены у офиса «Зенита»   

– Вы работали с болельщиками и фанатами. Расскажите об этой профессии.  

– Они даже хотели избрать меня лидером всей фанатской среды: всем движениям хотелось найти равноудаленого и равноблизкого человека. В клубе говорили, что надо объединяться и представлять единую силу. Конкретно это обсуждение происходило в кондейке на «Петровском» – такой комнатке-кладовке с флагами и барабанами. Там сидели я и главы группировок. Они сказали: «Если кто-то будет один из нас, другая группа попадает под влияние. А вы уважаемы всеми, с вами было бы здорово». Было такое предложение, но Митрофанов выступил против. Объективный аргумент: нельзя смешивать профессиональное и фанатское.

– Согласились бы, если бы Митрофанов был за?

– С фанатами я с удовольствием общаюсь и общался, но мне сложно быть лидером для людей, которые по-другому представляют свой вариант боления. Я же свою идеологию им не навяжу, а разделять их не буду.

Для меня они навсегда останутся большими детьми. Они пытаются изображать, что стали серьезными дядьками, но их фанатенье – игра с приколками и идеологией «Двор наш». Очень детская и очень искренняя борьба. При этом любовь к клубу тоже искренняя и детская.

– Самая сложная история с участием фанатов?

– Играем с греческой «Ларисой» в городе Волос (групповой этап победного Кубка УЕФА – Sports.ru). А это очень сложное место. Аэропорт там только военный и не принимает самолеты из России, потому что Греция – страна НАТО. Должен прилетать какой-то европейский борт. Мы наняли два – для себя и для фанатов – гражданские, но принадлежащие немецкой авиакомпании.

Все началось вечером в Волосе. Сидим в гостинице, как вдруг начинает бегать наш офицер по безопасности. Фанаты, живя в гостинице и бродя по этажам, нашли и надели костюмы горничных, у одной в кармане оказался универсальный ключ, они стали ходить по всем номерам и требовать, чтобы постояльцы кричали: «Зенит» – чемпион». Как вы понимаете, это закончилось полицией.

Дальше. Вылетают они в Питер. Экипаж и так взволнован, потому что аудитория неоднозначная. Два фаната спорят на 20 евро, что один из них ущипнет стюардессу за грудь. Он щипает, она вместе со всем экипажем отказываются лететь. Всех фанатов ссаживают, они остаются на взлетной полосе, нормального здания там нет, питания нет, у многих однократная Шенгенская виза, и их обратно в страну не впускают. Фанаты все это время (около двух дней и одной ночи) оставались в малюсеньком помещение, где всем было крайне тесно. Мне трудно сказать, что именно они там делали, но особо разгуляться было негде.

Начинаем искать европейские самолеты. Связываюсь через европейский отдел МИДа с нашим посольством в Афинах, мужики говорят, что пригонят автобусы в Волос, запломбируют и отвезут в Афины. Греческие власти против: не собираются пускать на свою территорию людей без виз и заводить заново весь визовый механизм. Несколько суток мы проводим в баталиях, находим борт, возвращаем болельщиков обратно. Все за деньги клуба.

Чего я не понял – жены фанатов приехали к клубу и ругались, почему мы ничего не делаем, их мужьям так тяжело, один туалет на 150 человек, проблемы с едой. Хотя ребята из консульства и часть фанатов с многократными визами смогли выйти в город и что-то купить. Жены говорили, что сейчас встанут с плакатами. У меня был с ними жесткий разговор: «Какие плакаты? Ваши мужики за сиськи щиплют стюардесс, мы расхлебываем, а вы нам еще тут устраиваете».

В Вильярреале (1/16 Кубка УЕФА – Sports.ru) ребята попали в тюрьму, я искал им адвоката, передавали им посылки с трусами и носками. Это нормальная деятельность клуба. Кто-то упрекает, что это не так, но клуб не должен быть безразличным к своим болельщикам.

– Какие договоренности были с фанатами?

– Взрослые кузьмичи и женщины очень переживали из-за матерных зарядов. Я решил, что эта задача решается гораздо проще. Поскольку запустил программу «Школьный футбол», то приводил на стадион учеников младших классов и знакомил их в том числе с фанатами (не на «Вираже», а внизу). И ненавязчиво говорил: «Вот при них будете матом ругаться? Вы при своих ругаетесь? Если считаете, что это красиво, то пожалуйста. Если вам все равно, кто сидит рядом и смотрит вас по телевизору, вот этим ребятишкам в глаза посмотрите».

Мы вместе с фантами ездили и в детские дома. «Вот эти маленькие глазки мы завтра привезем на матч». И было меньше мата. Мне кажется, точно меньше.

Кстати, фанатам я привил любовь к ЧГК, и до сих пор живет фанатское интеллектуальное движение. Они же меня постоянно подкалывали: «Вот он самый умный, у него две «Хрустальные совы», он за все ответит». В 2009 году просто предложил: «Вы пытаетесь в футбол соревноваться или кто кого перекричит, давайте зарубимся по истории «Зенита», раз уж вы все такие умные. Слабо?». Мы поехали в клуб «Веселый Роджер» на Московском, определили победителя. И вот они играют уже много лет.

Адвокат ставил Блинову в пример его сына, но уважал и надеялся на него. Домингес плакал, общаясь с больными детьми

– Дик Адвокат. Лучшие воспоминания о нем?

– Мы ходили в Эрмитаж, экскурсию проводил директор музея Михаил Пиотровский. Дик к искусству был не слишком близок, я видел у него какое-то опасение: все же Голландия маленькая страна, таких помпезных музеев немного, футболисты в них бывают редко. Он был с супругой, держался за меня и искал во мне опору. Мне было приятно: он пошел со мной и был уверен в моей поддержке.

Его порой рисуют конъюнктурным, но это был открытый, очень эмоциональный мужик, чем-то похожий на Фурсенко. Домашние пресс-конференции Адвоката вел я: если возникали сложные вопросы, Дикуля ловко переадресовывал их мне. У нас было внутреннее понимание, и он был уверен, что я всегда что-то сделаю. На выезде я, как правило, стоял напротив Дика, и если атмосфера накалялась, скрещивал руки, показывая, что пора заканчивать. Даже в Манчестере после победы в Кубке УЕФА журналисты спросили Дика, кто первым его поздравил, рассчитывая, что он неправильно разберется в должностях российских чиновников и перепутает вице-премьера с председателем Совета Федерации. Дикуля всегда переводил на меня.

– А как он переводил и на каком языке вы с ним говорили?

– Пальцем показывал и говорил: «Вот он, Алексей, вам ответит». А говорили мы на английском, который у меня не очень сильный. Но когда есть желание понимать и говорить, вы говорите и понимаете. Сразу как-то нет языковой преграды, в то время как, к примеру, с остальными функционерами УЕФА было сложно.

Никогда не забуду, когда играли на выезде с «Байером» (четвертьфинал Кубка УЕФА – Sports.ru) – а у Дика с немецкими журналистами тяжелая история: в 2005 году из «Боруссии» Менхенгладбах его высадили они, когда после пары месяцев работы подняли хай, что от него никакого толку. И вот мы победили 4:1, он сказал им: «Коллеги, вы тут все молодцы. Как вам результат?». Потом подошел ко мне и по-игрушечному лупил кулаками в живот: «Чух, чух чух! Как я их отработал». Разрядился и пошел.

Еще история. Пошел с маленьким сыном гулять на Дворцовую площадь, зашли в отель Kempinski на горшок, а внизу в лобби-баре сидит Дик вместе с [ассистентом] Кором Потом. Увидели нас, начали разговаривать, а сыну тогда было 10 лет, они изучали английский лучше, чем мы. Он отвечает Дику, как его зовут, сколько лет, они бойко ведут разговор на английском. Дик говорит: «Посмотри, как у тебя сын маленький разговаривает по-английски! Ты, бестолочь, когда научишься нормально говорить?».

– Кто был самым дружественным легионером?

– Домингес. Он как ребенок с огромными, вечно плачущими глазами. Он приезжал к плохо видящим ребятишкам, они в огромных очках или ходят, натыкаясь на стены – у него слезы на глазах. Был очень ранимым и открытым. Я всегда думал: «Как же он по полю бегает? Его же по ногам голым бутсами фигачат».

– Что случилось в 2008 году, когда вас не взяли на Суперкубок в Монако?

– Я должен был лететь вместе с командой, ехал в аэропорт и на Московском проспекте получил звонок от Митрофанова: «Тебе не стоит ехать, нечего тебе делать в Монако».

– Что чувствовали, когда вас развернули?

– Несмотря на то что я мужик, слезы появились на глазах. И не от того, что мечтал увидеть Ниццу или Монако, я хотел сопереживать вместе с клубом, работать на пресс-конференции и заниматься своим делом.

Наверное, начались внутренние изменения. Меня все же приглашал Сергей Саныч (Фурсенко ушел в  2008-м – Sports.ru). У меня с ним было внутреннее понимание, мы жили на одной эмоциональной волне, а клуб стал перестраиваться в более прагматичные рамки, становился больше технологичным, чем эмоциональным. На тот момент казалось, что я не столь необходим. В лицо мне это никто не говорил, просто шло постепенное движение вниз, меня двигали-двигали. До того момента, когда я понял, что следующее движение – это дверь, надо просто взять всю силу воли в кулак и сказать себе: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Я ушел сам.

– Итог вашей работы в «Зените». Что у вас не получилось?

– Индивидуальная работа с игроками. Это сложная тема и идея Сергея Саныча, с которой я не справился. Я пришел почти одновременно с Толиком Тимощуком, Саныч сказал: «Надо помочь ему с персональным имиджем». Мы с Толиком много раз встречались: и в Гранд Отеле «Европа» кофе пили, и в «Гинзе» ели сушки, и общались. Но потом выяснилось, что у Толика есть собственный пиар-агент, который его вел. Они ожидали, что я начну генерить сумасшедшие рекламные контракты, а это не мой профиль, я не умею это делать и никогда не занимался.

Было сказано: «Надо заниматься со всеми, а начни с Толика». Но с Толиком ничего не получилось, и идея как-то так сошла на нет. Информационное поле захлестнуло, я считал, что больше надо работать с городом.

Второе – умение работать с социальными сетями и интернетом. Пришедшие люди занимались этим более профессионально, «Зенит» сразу выстрелил с соцсетями и сайтом.

Сейчас вы узнаете, светят ли знатокам вопросы перед играми и как часто они тренируются

– Кто в клубе знал про вашу карьеру знатока?

– На самом деле все. Главный фанат ЧГК – Аршавин. Первую молниеносную реакцию на любую конфликтную ситуацию в игре я получал от него. У меня сложилось ощущение, что он реально сидит у экрана, реально смотрит и моментально реагирует. В 2011 году я <a href=«www.youtube.com/watch?v=JgQWHjgxDNg» rel=«nofollow» savefrom_lm=«1» savefrom_lm_index=«0»>высказывался

в эфире, что Друзь и его команда не поддерживает нас (тогда Друзь и Блинов уже были в разных командах – Sports.ru), нам с ними тяжело, я не хочу за них болеть. Там разделилось общество, одним из первых отреагировал Аршавин, отметил, что поддерживает мою позицию и всячески со мной. 

Когда мы играли, я получал огромное количество смсок и от других игроков (в основном от Тимощука, Погребняка и Зырянова): «Ну как же ты на вопрос не ответил? Там же версия была. Не услышал, что ли?». Во время обедов игроки изображали шестерку знатоков, держались за руки и говорили: «Ну-ка, тащите нам лошадь, сейчас будем отвечать».

– Чем вам помогло ЧГК в работе в «Зените?»

– Меня узнавали, был бэкграунд, я пришел для этих ребят не с нуля. У всех футболистов и фанатов было внутреннее уважение ко мне, за что очень признателен. Меня никто никогда не оскорбил, на «вы» и всегда очень уважительно.

– В вашей команде ЧГК с 2007-го по 2010-й играл Василий Уткин. Какой он член команды?

– Я очень боялся, потому что для меня телевизионный комментатор – человек, который привык играть в индивидуальную игру. Но Вася был расположен к обсуждению и обмену мнениями. Хотя периодически прорывался какой-то авторитарный посыл, тогда было очень сложно: он же человек впечатлительный, надо очень тонко не согласиться с его мнением.

Больше поражало и привлекало, что он приложил все усилия для возрождения командного духа. Мы ездили к нему на дачу, сидели у него дома, постоянно собирались, и всегда генератором этих встреч был Вася. Он даже выполнял мою функцию как капитана: посидеть, поговорить, пообсуждать, взвесить. Он относился к игре по-футбольному, пытаясь разобрать каждую секунду происходящего.

– Это были тренировки или разбор полетов?

– И тренировки, и разборы полетов, и прямые упреки, когда кто-то не докрутил или затоптал чужую версию, или выдергивание своих волос за «Какой же я осел, не услышал!». У нас так не было принято до прихода Васи, мы не разбирали игры.

– Известно, что Уткин хлебосольный хозяин. Самое вкусное его блюдо?

– Не знаю, сам ли он готовил, но по крайней мере сам вытаскивал с плиты и поливал соусом. Это баранья нога, она была замечательно вкусна. Он все боялся, что мы очень долго едем, как бы она не перетушилась и не перестояла.

– Что такое тренировка в ЧГК?

– Просто ответы на вопросы. И самое главное – прииграться к местоположению, восстановить связи между игроками и четко понять, кому с кем комфортнее играть. Как говорить: чуть громче или чуть тише. Кто-то на драйве, он получил новую должность, его прет, корона выросла, его надо куда-то остудить. Такая общая рекогносцировка.

– Какие вопросы вы разбирали на тренировках: из интернета, каких-то сборников?

– У нас были друзья-вопросники, которые писали вопросы специально под нас, все же телевизионные вопросы отличаются от того, что есть в интернете. Играть на них бессмысленно: во-первых, они паленые-перепаленые, а, во-вторых, не всегда проверены. А вопросник может писать двух или трехъярусные вопросы примерно как в игре.

– Сколько нужно тренироваться перед игрой?

– Минимум один раз в неделю. В неделю игры – два раза. И еще обязательно тренировка накануне игры. Я специально приезжал на тренировки из Петербурга.

– Важно, как знатоки сидят за столом?

– Конечно, этим занимается капитан. По левую руку от него сидит самый громогласный игрок. Условно говоря, Ровшан Аскеров, который будет орать всю игру, и если ты его посадишь напротив себя, он перебудоражит всю команду. Ты его сажаешь рядом и просто держишь рукой. Ровшану очень сильно мешает эмоциональность. Это и плюс, и минус. Без него скучно, а с ним уж слишком весело.

По правую руку сажаешь самого тихого человека, чтобы ты его слышал. По диагонали от капитана сидит человек, взгляда которого тебе достаточно, чтобы он тебя либо поддержал, либо опроверг. У меня в команде таким человеком был Саня Рубин, у нас было внутреннее понимание. А остальные позиции игроки занимают по обсуждению, как им комфортнее.

– Кто лучший партнер в ЧГК?

– Партнер с точки зрения коммуникации и выстраивания отношений для решения вопросов – Саша Друзь. Мы чувствовали себя очень комфортно. С течением времени мы разошлись, но в золотые времена (начале 90-х – Sports.ru) мы были самыми сплоченными. У меня не проходило ни дня, чтобы два-три раза мы с Сашкой не созвонились. Мы знали все, что у кого происходит дома, помогали и по домашним делам, и по игровым, и по всему.

Алексей Блинов и Александр Друзь

– Знатоки выпивали перед играми?

– Пьяным в дупель играть сложно, потому что наступает расслабление. А некий допинг – почему бы и нет? Я вообще алкоголь не употребляю, ко мне это не относится. А Федор Двинятин (играл в ЧГК до 2005 года, тоже болельщик «Зенита» – Sports.ru) любил перед игрой бокальчик красного.

– Традиция, о которой знают только знатоки?  

– Нельзя трогать волчок. Это живое существо и само выберет тебе вопрос. В зависимости от того, как ты праведно или неправедно вел себя в игре и жизни, волчок любо будет милостив, либо выдаст по полной программе. Однако люди пытались прикоснуться, каким-то образом наклонить его, за что волчок всегда был к этим людям жесток и очень сильно наказывал.

– С ЧГК можно зарабатывать? Или вы вечно в минусе из-за переездов и тренировок.

– Заработком это не назовешь, это условная слабая мотивация. Траты на турниры, тренировки, отгулы на работе все равно не компенсируется. Самая дорогая покупка, которую я сделал на призовые, – холодильник за 400-500 долларов.

– Как в командах делят деньги?

– В разных командах по-разному. Мы делили все поровну – и тогда жила команда. Как только вмешиваются иные принципы (например, деления по коэффициенту трудового участия), команда умирает.

– Ходят слухи, что знатокам светят часть вопросов перед игрой. Опровергнете?

– Я с этим не сталкивался и не слышал, чтобы кто-то играл на паленых вопросах. Думаю, что это неправда. Зритель увидел бы фальшь, и тогда вместо знатоков надо было бы нанять актеров и актрис.

ЧГК – про другое, это первое реалити-шоу, но не про найти ответ на вопрос (правильный ответ вы в любом случае найдете). Зритель смотрит противостояние игроков и мешающего им ведущего. Владимир Ворошилов (автор и ведущий ЧГК, умер в 2001 году – Sports.ru) придумал механизм, который интересно смотреть всегда. Это борьба с ведущим – он тебе может льстить, ты на это покупаешься и проигрываешь. Или он тебя дрючит и гоняет, чтобы у тебя все валилось из рук.

– Жесткие перепалки и драки после эфиров – такое было?

– Конечно, были. Разве Ровшан Аскеров может промолчать и не <a href=«www.youtube.com/watch?v=n_49ViGDGXA» rel=«nofollow» savefrom_lm=«1» savefrom_lm_index=«0»>высказать Друзю

, что он был не прав по поводу помидора? Конечно, это перерастает не в драку, но в активную ругань. Это не приветствуется членами клуба, поэтому быстро сходит на нет. Такая вспышка. Рукоприкладства на телевизионном ЧГК не было, только на турнирах. Молодые парни, кровь бурлит, девки симпатичные. Всегда же кто-то кому-то нравится больше.

– Лучшая команда за всю историю ЧГК (можно назвать свою)?

– Для меня в любом случае моя, команда молодости нашей. Саша Друзь, Федор Двинятин, Володя Левитов-Левитан, Ирина Ганделян и Олежка Котляр.

– Как вы сплачивались как команда?

– Наш тимбилдинг строился в поездках между Питером и Москвой, некогда было. Но самый уникальный случай – в 1992 году мы проиграли красные пиджаки (символ бессмертия в клубе – Sports.ru), и у нас была возможность матча-реванша. Он был ровно через неделю, а мы были настолько эмоционально опустошены, что я понимал: через неделю за столом мы будем пустыми барабанами, нет эмоций, не отыграем. И тогда телевидение принимает решение, что нас хотя бы на одну ночь надо отправить в санаторий, мы едем куда-то в Подмосковье. Ночь, почему-то нет света, мы в бассейне, плаваем всей командой в темноте, с нами команда Козлова. Войдя в тот бассейн, мы сумели возродиться и отыграть более-менее нормально (команда Блинова победила 6:3, а в случае поражения навсегда бы покинула клуб – Sports.ru).

Знаковый момент с точки зрения командообразования, потом уже пошло разрушение. Тогда оказалось, что огонь хорошо пройти, воду хорошо пройти, а вот с медными трубами тяжелее. Когда мы стали известными, у нас брали автографы, нам стало очень трудно. У тебя 20 автографов взяли, у меня 15, значит, я хуже? Это начало подъедать команду, в результате она рассыпалась (в 1995-м году – Sports.ru).

Сирия, запах корицы и отстранение знатока от ЧГК за сотрудничество с Надеждой Савченко

– Летом 2016 года вы и Андрей Козлов (магистр ЧГК, президент Международной ассоциации клубов ЧГК) поехали к военным в Сирию, проводить интеллектуальные игры. Чья это была идея?

– Это была моя идея. Я был очень близок с Антошей Губанковым – это руководитель культурного департамента министерства обороны, он, к сожалению, погиб в самолете, летевшем из Сочи в Сирию (25 декабря 2016 года, 92 погибших  – Sports.ru). Он рассказал про свою программу, про Дениса Мацуева, который туда летал, а мы с Денисом были вместе на съемках «Больших гонок». А, может, и нам сыграть? Позвонил Губанкову, он поддержал. Я обратился к Андрею Козлову – он быстро и очень радостно откликнулся.

– Откуда, чем и с кем летели?

– Форму нам не давали. Летели из военного аэродрома в Раменском на том же самом Ту-154, который разбился. С тем же самым экипажем. С нами были офицеры, технические работники и танцевальный ансамбль Тихоокеанского флота. У нас была ночная посадка в Моздоке, что-то там дозагрузили. Прошли паспортный контроль и потом долго летели – ночью, очень тяжело. В Сирии своеобразная посадка: самолет идет на большой высоте, чтобы не сбили стингером (переносным зенитно-ракетным комплексом – Sports.ru), и резко падает вниз. Все шмотки полетели в нос самолета: лежавшая в ногах сумка оказалась в кабине пилота. Дверь была, но открытая. Еще ребята разрешали курить.

– Страшно было так садиться?

– Не скажу, что очень, это было в районе 4-5 утра, ты уже весь осоловелый. Но то что ты висишь на пристегнутых ремнях – впечатляет.

– Где и сколько вы жили?

– Мы пробыли там три дня, жили в шестиместной комнате офицерского общежития рядом со взлетно-посадочной полосой. От грохота самолетов там открывались двери и окна, и вообще спать под грохот взлетающих современных бомбардировщиков и истребителей – очень сложно. Я жил с Андреем, Женей Галкиным из съемочной группы и тремя генералами.

– Какие там условия?

– Я представлял армию не так. Первое, что поразило – мы приехали утром, там пахло булочками. Ожидал любой другой запах в воинской части, кроме запаха корицы. А так все очень убрано, армия произвела очень серьезное впечатление, мое уважение к ней выросло в разы. Я реально увидел, что там профессионалы – и за штурвалами истребителей, и служащие в миротворческих силах, и морские пехотинцы, и военная полиция. Впечатлило!

– Каких людей вы там увидели? Здоровых мужиков или несчастных ребят, которые скучают по дому?

– Я вообще не видел ни одного скучающего человека. Мы вечером пришли на спортплощадку, там было такое количество людей! Офицеры наяривали круги, кто-то подтягивался, отжимался. Они все заняты и очень сосредоточены. А с каким энтузиазмом они играли в наши интеллектуальные игры! Сражались между собой. В финале была команда «Тыловичок» (тыловая служба), а я по воинской специальности – тыловик, сказал, что они мои. Они обрадовались: «Будешь нас поддерживать». Но победила медицинская служба. Играли, переживали. Вопросы были про Россию, про армию.

– Давайте разберемся. Зачем вы все же туда полетели?

– Первое – хотел, чтобы ребята, которым тяжело, отвлеклись. С другой стороны, я не специалист в геополитике, но абсолютно уверен, что охрана своих границ находится не по линии территории страны. Геополитику никто не отменял, и, соответственно, есть какие-то решения. Не возьму смелость вести большие споры на эту тему, но уверен, что мы не только Сирии помогаем, но еще и охраняем свои границы от каких-то происков.

– Представим, что вы узнали: эти самые солдаты совершают преступления, убивают мирное население, при этом они все равно наши, охраняют наши границы. Если бы у вас было такое знание, вы бы поехали в Сирию?

– Приведу примеры, и тогда вам будет проще понять мой ответ. Реализовывая различные мероприятия, в том числе и с церковными миссиями, я периодически бываю в местах ограничения или лишения свободы. Эти люди тоже по-разному вели себя в жизни, но мы должны их поддержать вне зависимости от ситуации. Мы должны быть со всеми людьми, которые есть у нас. Мы должны поддерживать всех. Я не в праве оценивать то, что делают военные, и не могу оценить. Являются ли эти рассказы истиной или неправдой – не мне судить. А поддерживать нужно всех. Это наша миссия. Это наша задача.

– Вам не кажется, что, приезжая в Сирию, вы политизируете ЧГК?

– Я от лица игры ничего сверхъестественного не делал. Там не франшиза, мы поехали туда как личности, не привозили излишних атрибутов и не настаивали, чтобы все члены движения объявили, что они сторонники этого. Просто нам с Андреем показалось это близко.

– Почему я спрашиваю. Тем же летом 2016-го года знатока Илью Новикова отстранили от игры, потому что он стал адвокатом украинской летчицы Надежды Савченко. Вы сами говорили, что заниматься политикой и быть членом клуба – противоречие. У вас такого противоречия не было?

– После Сирии я не принимал участие в игре. Я не вижу тут конфликта. Конфликт – когда ты выходишь играть в футболке или громко заявляешь какие-то требования или лозунги.

Я никогда не занимался реализацией проекта. Это же мое хобби: съездил, и съездил. Для Ильи это, во-первых, работа. Во-вторых, многие лозунги, которые Илюша провозглашал, я не разделяю. Я же не провозглашал и не кричал: «Все как один поддержите меня, поехали со мной».

– Какие лозунги Ильи вам не нравятся?

– Я уже не помню, они там разбирались со своей украинской темой. Я не очень люблю эту тему, не понимаю, почему два дружественных народа стали ругаться друг с другом. Я играл в ЧГК на Украине, был обладателем «Кришталевой совы» и чемпионом Украины по ЧГК, но потом все это закончилось. Я не очень понимаю, чем мы отличаемся друг от друга. Какая-то националистическая истерия вдруг пошла с их стороны, и мы были вынуждены это [участие в украинском ЧГК] прекратить.

Друзь, Бер и ЧГК уже не тот

(Но сначала небольшое вступление. Александр Друзь для ЧГК – авторитарная версия Криштиану Роналду, который собирает команду под себя. Он в клубе дольше всех – играет с 1981 года почти без перерывов. Резок с чужим мнением и обладает наибольшим влиянием).

– Как вы отмечали «Хрустальные совы» (1992 и 1993)?

– Мы тогда сразу же ехали на Ленинградский вокзал, и лучшее отмечание – когда тебя встречал проводник и говорил: «Ребятишки, бутылочку мы вам уже поставили». По рюмочке – за сову. Но увлечение алкоголем среди знатоков не было распространено, да и в те времена достать алкоголь было не так просто. После возвращения все просили показать «Сову», даже начальник налоговой инспекции, который угощал меня тортом и расспрашивал про ЧГК.

Но «Сова» – не внешняя, а внутренняя награда, которая тебе важна лично, ты сам себе доказал что-то важное.

– Как относятся партнеры, когда один человек из команды получает «Сову»?

– Все происходящие события показывают, что раньше был клуб, было единение, но его похоронили старые игроки, которые до сих пор еще играют. Тогда мы все радовались, потому что «Хрустальная сова» – наша общая победа. А сегодня человек плохо понимает, за что он ее получает, и больше вызывает негатива со стороны окружающих: «Почему он, а не я?».

Клуб – это состояние души, возможность обмена мнениями. Но не так, что ты пришел со своими мнением к Друзю и ушел с мнением Друзя. А после того, как обсуждение ушло и любое твое мнение воспринималось как критика кого-то из великих магистров и вызывала бурю негатива, люди просто перестали ходить.

– Это время изменилось? Или люди?

– Изменилось время. А люди, которые организовывали клуб в лице Друзя, привели к тому, что сами стали иконами. Если ты молишься одному святому и все должны ориентироваться только на тебя, не допуская никакого движения влево-вправо, это приводит к каким-то пережиткам.

У молодых команд этого нет, и я очень счастлив за них, но они пока в отдельной части клуба. Когда произойдет смена поколений, молодежь войдет в клуб целиком и старики его покинут, тогда и вернется этот дух. Молодежь-то как раз тусит.

– После какого эпизода можно сказать, что дух клуба ушел? Когда вы произнесли свою речь в 2011 году – что Друзь не помогает бывшим партнерам?

– Это как раз и была смерть.

– Друзь был хорошим другом?

– Я всегда считал Сашку близким другом. В 2011-м году мне все стали доказывать, что он игрок и ради игры готов пожертвовать всем. Я этого не понимаю. Мы уже играли в разных командах, но внутренние отношения остались. Я не могу так делить. Вот футбольный пример: болеешь ты за «Динамо» или «Спартак», если у тебя трудная жизненная ситуация, я все равно буду за тебя переживать.

– Когда начался период звездности, команда рухнула. Друзь был катализатором этого процесса?

– Один из.

– После какого его действия вы поняли, что команде конец?

– Как только началось обсуждение, как делить выигрыш. Я понял, что все.

– Что предлагал Александр?

– Я не пустился в эти рассуждения, потому что понимал, что это дорога в никуда.  

– Илья Бер – играет в ЧГК, главный редактор «Кто хочет стать миллионером?». Что вы знаете о нем еще?

– Очень активный участник движения ЧГК, особенно спортивного (обычно все команды играют в ЧГК одном зале – Sports.ru), организует корпоративные игры. Я знал, что есть такой человек, пересекались на некоторым мероприятиях, видел его на съемках «Миллионера», хотя я даже не знал, что он редактор.

Илья Бер

– Какие отношения у вас были с Друзем с момента развала команды до вашей речи против него в 2011-м?

– Мы практически не общались. Если где-то пересекались, то общались, жали руки. Саша перестал жать мне руку после той передачи в 2011-м.

– Вот закончился эфир, погасли софиты. Что было дальше?

– Большая часть клуба бросилась жать мне руки и говорить «Какой ты молодец, ты сказал то, что мы думаем». А вторая часть, в основном операторская группа, сказала: «Скандалы не украшают движение ЧГК, нам это не нужно, наверное, тебе больше не надо играть».

– А знатоки?

– Они все сперва отнеслись радостно, а потом стали меня обходить как прокаженного. Все.

– У вас не осталось друзей среди знатоков?

– Я бы так не сказал, потому что общение все равно осталось.

– Почему они так резко изменили мнение?

– Потому что движение очень сильно подстроено под Александра Друзя и, соответственно, им управляемо.

– В ком вы разочаровались из бывших друзей?

– Этот человек умер в прошлом году, я не буду о нем говорить, потому что про мертвых либо хорошо, либо никак (возможно, Алексей имеет в виду Михаила Басса, он умер год назад в возрасте 48 лет – Sports.ru).

– Закончился тот эфир. У вас был разговор с Друзем?

– Нет.

– Вы общались еще хоть раз?

– Мы начали общаться буквально пару лет назад, но, как я понял, ему это не доставляло удовольствия. Мы просто встретились на съемочной площадке ЧГК.

– В некоторых выпусках Друзь наезжал на вашу дочь (например, в 2016 году не поддержал вариант ее ответа про помидор, после которого он поссорился с Аскеровым). Как вы реагировали?

– Моя дочка в состоянии ответить на любые вопросы сама. К своей чести могу сказать: когда в моей команде играли дочери Друзя, я поддерживал их всеми возможными способами. Понимал, что это ребенок близкого мне человека и друга. Она талантливый игрок, замечательная девчонка, но помощь и поддержка нужны всегда. А глумление над чужими детьми – лишний минус.

– Когда вы последний раз разговаривали с Друзем?

– Не вспомню. По-моему, он опять прошел мимо, не пожав руку. Давайте считать, что не заметил.

– Скандал вокруг Бера, Друзя и купленных ответов. Объясните, как такое могло произойти.

– У душевнобольных людей может быть все что угодно, поэтому обсуждать бы не хотел. Но будучи ровно в той ситуации [на «Кто хочет стать миллионером»], у меня мысли не было ни с кем ни о чем разговаривать. Более того я даже не интересовался, кто является редактором вопросов.

– Под душевнобольными вы имели…

– Я считаю, что оба персонажа, которые пытались вывести друг друга на чистую воду, в результате нанесли серьезный репутационный удар по всему движению. Это как с биатлоном. Все стали говорить, что в биатлоне все используют допинг, и зритель, не разбираясь, каждому заглядывает в глаза и спрашивает: «А может у тебя потом допинг найдут и медаль отнимут?». Я не хочу, чтобы мне заглядывали в глаза и спрашивали: «Как ты 40 лет играл?». Я играл по-честному, никогда этим не занимался и заниматься не буду. Как и все остальное движение в принципе.

Если кто-то решил на этом поэкспериментировать и себе что-то сделать – это проблема этих людей, никакого отношения к движению она не имеет.

– Что будет с движением дальше?

– Я думаю, что интеллектуальное сообщество должно очиститься, это будет правильно.

– При каких условиях мы снова увидим вас знатоком?

– Когда знатоковское общество очистится, мы с радостью присоединимся и возобновим, если это будет интересно зрителям, нашу старую добрую команду и сыграем. Посмотрим, как играют старики против молодых.