За год в России более 700 человек становятся посмертными донорами органов. Презумпция согласия на изъятие сердца или почек после смерти закреплена в законе — как для россиян, так и для иностранцев. Но родственники погибших часто возмущаются этим и подают иски в суд.

«Медики действовали тайно»

Двадцатипятилетний Олег Мардарь на кухне московской пятиэтажки вспоминает, как три года назад в ДТП погиб его родной брат Павел. Трагедию для него усугубило то, что врачи тайно изъяли сердце, почки, печень и фрагмент селезенки погибшего.

Братья Мардарь родом из Молдавии. В Москву перебрались в 2014-м — учиться и работать. От гражданства Молдавии не отказывались.

В октябре 2017-го 23-летнего Павла сбила машина — он вышел на проезжую часть после мелкой аварии и оказался под колесами проезжавшего мимо автомобиля.

«Мы постоянно приезжали в больницу, но нас к нему не пускали. Пустили как раз в день, когда он умер», — рассказывает Мардарь.

Кислородная маска в операционной больницы

Ночью позвонили и сообщили о смерти Павла. Олег сразу поехал в медучреждение, но брата не увидел.

«Думаю, как раз тогда у него изымали органы. Врачи мне ничего не сказали — я узнал это только спустя месяц после похорон из заключения морга. Меня это шокировало», — признается он.

У врачей были номера телефонов и Олега, и его супруги, но никто не обратился к ним с вопросом о согласии на изъятие органов.

«Они действовали тайно, за спиной у семьи, — возмущается Олег. — Такие решения не должны приниматься медучреждениями самостоятельно. Это аморально. Я был бы не против того, чтобы эти органы помогли другим людям. Но почему врачи ни о чем не спросили? Тем более что Павел — гражданин другой страны».

Семья погибшего подала иск против больницы имени Демихова и Центра трансплантологии и искусственных органов имени академика Шумакова.

«Все суды в России мы проиграли, это было ожидаемо. Сейчас пытаемся отстоять свою позицию в Европейском суде. Мне не важны деньги — важна справедливость», — объясняет Олег.

В иске говорится о неуважении к частной и семейной жизни, православной религиозной принадлежности семьи Мардарь.

«Действия медицинских сотрудников нарушили несколько положений Европейской конвенции по правам человека. Изъятие органов без согласия нарушает религиозные права, закрепленные в статье 19 Конституции», — утверждается в документе.

Операционная

Это далеко не единственный случай, объясняет в беседе с РИА Новости директор Центра стратегических судебных дел Антон Бурков. По его словам, при посмертном донорстве так происходит почти всегда.

«С точки зрения международного права это может быть приравнено к жестокому и бесчеловечному обращению», — говорит он.

Но в России с 1992 года действует федеральный закон «О трансплантации органов и (или) тканей человека», подразумевающий презумпцию согласия на донорство и не обязывающий врачей спрашивать у родственников разрешения на изъятие органов.

«Об этом семья обычно узнает, если человек, например, погибает в ДТП, — отмечает Бурков. — Родственники знакомятся с материалами уголовного дела в отношении виновника аварии, а там обязательно есть заключение судмедэксперта, фиксирующее изъятие органов”.

»Считаю, это негуманно"

В январе 2014-го в Москве 19-летнюю студентку Алину Саблину на пешеходном переходе сбила машина. Девушку в состоянии комы доставили в московскую Городскую клиническую больницу № 1. Родители срочно вылетели в столицу из Екатеринбурга.

«Мы все дни проводили перед дверью палаты и уходили только на ночь, — вспоминает ее мать Елена Саблина. — Приходили друзья Алины, чтобы сдать кровь для нее. Я добилась, чтобы меня пускали в реанимацию. Дочь была на аппарате искусственного дыхания, но я понимала, что она меня слышит. Когда я с ней разговаривала, у нее текли слезы, она все понимала».

В день, когда девушка умерла, родственников в палату не пустили. О том, что изъяли органы, мать узнала через полгода после похорон, когда ее вызвал следователь по уголовному делу о ДТП и показал заключение судмедэксперта.

«То есть мы стояли у дверей палаты, а в это время у моего ребенка изымали органы. Я читала заключение и не могла в это поверить», — признается Саблина.

Раньше она никогда не слышала о презумпции согласия на посмертное донорство.

«Я бы категорически запретила так поступать с телом Алины. Считаю, это негуманно, — говорит мать погибшей. — Кроме того, когда я стала поднимать другие документы, выяснила, что четыре органа дочери куда-то пропали. Только сердце и почки значились в акте изъятия у донора».
В больнице имени Демихова и в московской Городской клинической больнице № 1 на вопросы РИА Новости не ответили.

Пять желающих на миллион

Посмертное донорство применяется во многих странах — в Италии, Франции, Бельгии, Польше. В Испании в 2017-м на миллион человек приходилось 47 доноров — это максимальный показатель. Там тоже презумпция согласия, но врачи, как правило, запрашивают одобрение родственников.

В России на миллион — всего пять посмертных доноров. При этом, по данным регистра Российского трансплантологического общества, количество пересадок ежегодно растет. Например, если в 2006-м зафиксировали 225 случаев, то в 2019-м — 732. Живых (родственных) доноров в прошлом году было 330.

Самые востребованные органы — почка, печень и сердце. Очередь на трансплантацию огромная. Например, в листе ожидания почки — почти семь тысяч пациентов. А пересадили за год 1473-м. Почти всем (1290) — от посмертных доноров.

Пробирки с кровью, взятые в рамках проекта Donor Kavkaza, посвященного донорству костного мозга — РИА Новости, 1920, 17.09.2020
17 сентября, 18:00

Один на десять тысяч: почему важно стать донором костного мозга

По данным международного исследования STADA Group Health Report, 61 процент россиян считает неправильным принцип презумпции согласия на посмертное донорство. Опрос Левада-центра показал, что только восемь процентов согласились бы отдать органы незнакомому человеку. А вот спасти жизнь своему ребенку готовы 77%, супруга или супруги — 60%, кровного родственника — 52%.

Учитывая такое общественное мнение, в 2015 году Минздрав приступил к разработке закона, способного избавить родственников доноров и врачей от скандалов. В декабре 2019-го ведомство наконец представило документ для общественного обсуждения. Но там предусмотрели лишь создание электронного регистра посмертных доноров. Сообщать родственникам умершего о намерении изъять органы медики по-прежнему не обязаны.

«В итоге ничего не изменится: врачи будут утверждать, что на момент изъятия несогласие „установлено не было“ — им в письменной форме об этом не сообщили, — уверен Бурков. — Что касается регистра, то это имело бы смысл, если бы к нему был свободный доступ, не защищенный медицинской тайной».

В Минздраве на вопросы РИА Новости о законопроекте не ответили.

Высокие и гуманистические цели

Врач-трансплантолог Алексей Чжао убежден, что основная проблема — не в законодательстве.

«Закон у нас такой же, как и в половине стран мира, — отмечает он. — Но, в отличие от Запада, где трансплантология развита, у нас большинство людей в этом не разбирается. Нужно объяснять, что такое донорство, какие у этого высокие и гуманистические цели».

По словам Чжао, есть несколько распространенных заблуждений о пересадке органов, из-за чего и сложилось такое негативное общественное мнение.

«Многие считают, что органы забирают у еще живых, не занимаются лечением должным образом. Еще один миф — что органы продают на черном рынке», — объясняет он.

В Госдуме также говорят о необходимости просвещения граждан.

«Нужно добиться того, чтобы у людей было желание стать донором, — считает председатель комитета Госдумы по охране здоровья Дмитрий Морозов. — Но это не делается за один день или за год, это длительный процесс, как с орфанными заболеваниями или паллиативной помощью».
Как именно запустить этот процесс, парламентарий не уточнил.