В нынешнем году в России вновь заговорили о создании трудовых лагерей, где заключенные могли бы выполнять принудительные работы и приносить пользу экономике. По мнению директора ФСИН России Александра Калашникова, зэки смогут заменить гастарбайтеров, дефицит которых уже не первый год ощущается на фоне пандемии COVID-19. Инициатива тюремного ведомства вызвала дискуссию в обществе: создание трудовых лагерей многие расценили как возврат к советской системе ГУЛАГа. Между тем за рамками обсуждения остался тот факт, что российские заключенные и без трудовых лагерей работают в колониях, получают зарплату, а их продукция пользуется спросом. Как устроена тюремная экономика, кем работают известные арестанты и много ли можно заработать за решеткой, разбирался корреспондент Игорь Надеждин.

Уголовно-исполнительный кодекс (УИК) РФ гласит, что все осужденные обязаны трудиться, а администрация колонии должна обеспечить их работой и сырьем. При этом в том же УИК прописано, что зарплата осужденного не должна быть меньше минимального размера оплаты труда — на сегодня это 12,8 тысячи рублей.

Осужденные, получающие зарплату и пенсию в колониях, возмещают затраты на свое содержание, в частности, стоимость еды, услуг ЖКХ и одежды. Беременные, кормящие и инвалиды I-II групп от оплаты освобождены. Эти нормы прописаны в 99, 103 и 105 статьях УИК РФ — они в основном и определяют условия труда в местах лишения свободы.

Часто приговор суда обязывает осужденного возмещать потерпевшим материальный и моральный вред — эти средства удерживаются из зарплаты. А поскольку она относительно мала, невелики и суммы материального возмещения, определяемые судом: ведь из 10-20 тысяч рублей много не удержишь.

Одна из самых больших проблем пенитенциарной системы России — трудоустройство заключенных. Из 478 тысяч отбывающих наказание работой обеспечены, по официальным данным, 57 процентов, то есть почти каждый второй осужденный не получает никакой зарплаты.

Наличие или отсутствие работы в местах лишения свободы зависит от того, есть ли в регионе заказчики и позволяют ли средства колонии организовать рабочие места.

При этом работа, оказывается, положительно влияет на морально-психологическое состояние осужденных — об этом рассказал бывший заключенный Магомет, получивший срок за участие в банде и серию разбойных нападений. Ему есть с чем сравнивать: часть срока он провел в Мордовии, где трудоустроены почти все зэки, а часть — в Амурской области, где работы на зоне практически нет.

Как и на воле, заключенные в колониях получают зарплату или за время работы (повременники), или за ее объем (сдельщики). Первые, отработав положенные часы, получают немногим более 12 тысяч рублей. Именно такая зарплата, к примеру, у Эдуарда Тагирьянова — осужденного главаря Тагирьяновской ОПГ, одной из самых жестоких группировок России с десятками убийств на счету.

Тагирьянов работает нормировщиком — считает объемы работ, выполненных другими пожизненно осужденными. Со сдельщиками другая история: чтобы получить тот же МРОТ, им нужно выполнить норму по производству продукции. Все, что сделают сверх нормы, оплачивается как премия.

Одна из тех, кто работает по сдельной схеме, — Евгения Хасис, приговоренная к 18 годам лишения свободы за терроризм. Она признана сообщницей Никиты Тихонова, создателя «Боевой организации русских националистов» (БОРН), который 19 января 2009 года расстрелял адвоката Станислава Маркелова и журналистку Анастасию Бабурову.

Надежда Анисимова, приговоренная к восьми годам лишения свободы за убийство, тоже работает по сдельной схеме. По словам заключенной, ее средняя выработка за последние годы — 115-130 процентов от плана. При этом за каждые пять процентов сверх ста положена премия — 100 рублей.

По данным финансовой службы управления ФСИН по Республике Мордовия — одного из немногих регионов России, где есть работа почти для всех заключенных, 87 процентов работающих зэков выполняют норму более чем на 110 процентов. Когда есть заказы, осужденные получают в среднем по 15 тысяч рублей.

Тех, кто упорно не выполняет норму выработки, за колючей проволокой, как правило, меньше пяти процентов. Это умышленные уклонисты, которых не любят даже заключенные. Остальные работают добросовестно, причем порой идут и на переработки.

Если же брака нет, переработок в колониях не допускают и следят, чтобы заключенные не трудились больше восьми часов. Как говорит Наталья Давыдова, получившая восемь лет за убийство мужа из ревности, обратно в цех после смены нельзя вернуться, даже если есть настроение поработать. «На зонах за переработками следят строже, чем на воле», — говорит она.

Одной из тех, кто побывал в мордовских колониях, стала и Надежда Толоконникова — участница панк-рок-группы Pussy Riot, осужденная на два года за хулиганство после так называемого панк-молебна в храме Христа Спасителя. Как рассказали те, кто сидел с Толоконниковой, план она никогда не выполняла, да и брака у нее было больше, чем у других.

Корреспондент «Ленты.ру» провел в производственных цехах мордовских колоний пять дней и не раз беседовал с заключенными в неформальной обстановке. На условия труда за это время не пожаловался никто. «Да, на воле можно найти зарплату и получше, но здесь альтернативы нет. А без работы — тоска», — таким был лейтмотив высказываний осужденных.

Сегодня российские колонии не могут похвастаться большими зарплатами заключенных, но и особого пространства для маневров у тюремной администрации нет. Как говорил в беседе полковник внутренней службы, замначальника мордовского управления ФСИН Геннадий Шиндин, сотрудники службы связаны нормативными актами и не могут ставить цены на продукцию осужденных «с потолка».

«Нормирование труда на производстве осуществляется согласно действующего законодательства, — говорит Геннадий Шиндин. — В основном мы заключаем договоры подряда на изготовление швейной продукции. Сырье и материалы поставляет заказчик. В стоимость подряда входят заработная плата осужденных, электроэнергия, общехозяйственные и общепроизводственные расходы. Каждая копейка обоснована. Начисление заработной платы осужденных — наиболее часто проверяемый вопрос со стороны надзорных ведомств. И за этим следят очень строго и наши контролирующие органы, и республиканские, и общественники».

Взять костюм нефтяника или другую сложную швейную продукцию: ее отпускная цена в мордовских колониях, по словам Магомета, невысока — около 1,4 тысячи рублей. Но в эту цену входит и организация рабочего места, и стоимость электроэнергии, и технологическая цепочка, и логистика — каждая копейка имеет обоснование.

Сегодня в Мордовии шьют продукцию как для крупнейших компаний России, так и для силовых структур: МЧС, полиции и Минобороны. В местных колониях размещают заказы ключевые фирмы страны, торгующие рабочей одеждой. Здесь же шьют медицинские халаты, а в последнее время — медицинские маски.

Их изготавливают в Торбеевском централе — известной колонии для пожизненно осужденных. Например, маски шил печально известный ангарский маньяк Михаил Попков, убивший 84 человека. «У меня с планом проблем не было, хотя, конечно, работа однообразная. Премии получал каждый месяц, даже часть денег внучке отсылал», — рассказывал Попков в октябре 2020 года.

Заключенные шьют и «вещевое довольствие для системы исполнения наказаний» — одежду для самих себя и сотрудников ФСИН России. В прошлом году, несмотря на пандемию COVID-19, колонии Мордовии на швейном производстве заработали более миллиарда рублей, чистая прибыль — около 100 миллионов. Это главная статья доходов местных зон.

Казалось бы, цены на продукцию осужденных низкие — и покупать ее выгодно. Однако тот же костюм нефтяника, пошитый на предприятиях Узбекистана, будет стоить в два раза дешевле — и это с доставкой в Россию. Дело в том, что один киловатт-час электроэнергии в Узбекистане стоит в среднем три рубля (в России — шесть), зарплата швеи — 6,5 тысячи рублей (в России — не ниже 12,8), транспортные расходы — 12 рублей за единицу товара (в России — около 30).

Все специалисты говорят об одном: российским колониям критически нужен госзаказ и планирование, хотя бы на два-три года. Только тогда заключенные будут в полной мере обеспечены рабочими местами.

Западная часть Мордовии — одна большая дубрава: здесь почти все пространство занимают хвойные и широколиственные леса. А потому региональное управление ФСИН с момента своего создания в 20-е годы XX века специализировалось на дереве: тут был лесоповал, производство мебели, пиломатериалов и даже сборных домов для Крайнего Севера.

Эта продукция пользовалось огромным спросом, но в 90-е годы производство пришло в упадок, не выдержав конкуренции с частными предпринимателями. А потому легендарный Дубравлаг (так мордовские зоны называли в 30-50-х годах XX века, а порой называют и до сих пор) в нулевые почти не выпускал дерево.

Правда, проблема состоит в том, что технологически база колоний, которая не обновлялась несколько десятилетий, морально устарела. Новые станки стоят миллионы, а то и десятки миллионов рублей. Поэтому сегодня мордовские колонии занимаются лишь изготовлением деревянных поддонов, спрос на которые растет. Но большой прибыли они не приносят.

Сегодня в мордовских колониях есть и металлообработка: на площадках из листов делают металлопрофиль, кровельный лист, заборы, в том числе модные среди дачников «Махаоны». Большую помощь в загрузке металлообрабатывающих цехов оказывает правительство Республики Мордовия. По сравнению с прошлым годом, объем заказа вырос в десять раз — с 2 до 20 млн. руб. Это так называемые малые архитектурные формы: парковые скамейки, урны и тому подобное.

Осужденные также обеспечивают себя продуктами: 70 процентов того, что попадает к ним на стол, производится внутри системы, от выпечки до мяса и молока. Установлены и работают современные линии по переработке молока. Есть даже линия по копчению и вакуумной упаковке мяса. Продукция поступает в основном в магазины для заключённых, отсюда и фасовка — по 150-200 граммов. Так удобнее осужденным. В мордовских колониях есть даже собственная пасека с хорошим медом, за которую отвечает бывший офицер ГАИ, осужденный за убийство зятя.

Практически все осужденные, оказавшиеся в мордовских колониях, проходят профессиональное обучение и получают дипломы. Как отмечает Геннадий Шиндин, в них не указывают, что учеба проходила в местах лишения свободы, обозначены лишь конкретные учебные заведения. Работодателей на воле не радует перспектива нанимать бывших сидельцев.

За три месяца заключенные в Мордовии могут пройти курс профессионального обучения, а за десять месяцев — получить среднюю профессиональную подготовку и диплом об окончании колледжа. Им доступно даже дистанционное высшее образование. При этом список профессий, которые можно освоить за решеткой, широк — от швей и закройщиков до столяров и поваров.

Сегодня можно встретить утверждение, что любая работа в колонии — это заведомо рабский труд. Но, во-первых, практика показывает, что это совсем не так. А во-вторых, надо понимать, что люди попадают в места лишения свободы за вполне конкретные преступления.

В феврале 2019 года «Лента.ру» брала интервью у полковника ГРУ Владимира Квачкова, которого осудили за приготовление к организации вооруженного мятежа. «Здесь сидят преступники — почему им должно быть легко?» — сказал тогда Квачков. Работая, заключенные в какой-то степени искупают свою вину.

Другого пути исправления нигде в мире пока не придумали.

источник