Пошёл четвёртый месяц специальной военной операции (СВО). Боевые действия, лихо начавшиеся по всей граничащей с Россией и Восточной Белоруссией территории Украины, почти полностью сконцентрировались теперь в Донбассе.

Надо признать, что Украина как противник оказалась намного крепче, чем казалось многим накануне СВО. Да, названный российской стороной повод к началу операции (угроза украинского вторжения в Донбасс) потерял актуальность в первые дни, если не часы: мощными ударами украинская армия (ВСУ) была нейтрализована и лишена возможности вести наступательные действия.

Да, в течение пары недель удалось без серьёзных боёв занять территории нескольких областей. Однако обрушения украинского государства не произошло, было сохранено управление войсками, проведена мобилизация, налажено снабжение. Увидев, что Украина держится и может сражаться, Запад в конце концов решился на широкие военные поставки.

Киеву удалось выстроить достаточно эффективную военную пропаганду. Её тезисный ряд:

на нас напали ▸ нас поддержал весь Запад ▸ вместе мы устояли и заставили врага отступить ▸ вместе мы будем сражаться до победы

Пока идеологическая накачка работает, но со временем начнут проявляться слабые места выбранной линии: вольное обращение с фактами, а проще говоря – избыток вранья.

Показателен в этом смысле пример с Мариуполем, гарнизон которого два с половиной месяца держался в окружении и который украинские власти всё это время сначала обещали деблокировать военными методами, а затем добиться вывоза в нейтральную страну. Закончилось всё закономерной «эвакуацией» в российский плен, а военнослужащие ВСУ и боевики нацбатальонов наглядно увидели, как их используют в качестве пушечного мяса в информационной войне. Совпадение или нет, но вскоре после падения Мариуполя зашатался и фронт в Донбассе, причём под угрозой окружения ВСУ теперь чаще предпочитают отступать и сдавать города без боя.

Тектонические сдвиги произошли в занятых российской армией Херсонской и Запорожской областях: создание полноценных военно-гражданских администраций, переход на расчёты в рублях, подключение российского телевидения и интернета, переход на сим-карты российских операторов. Выдаются российские автомобильные номера, демонтируются символы украинской государственности, принят порядок выдачи российских паспортов. Всё говорит о том, что Россия намерена оставаться здесь всерьёз и надолго – в отличие от контролируемых нами районов Харьковской области, где ничего подобного пока не наблюдается.

Битва же за Донбасс, которая определит будущее СВО, в самом разгаре. Она пошла по медленному, тлеющему сценарию, который не предполагает стремительного и зрелищного разгрома ВСУ. Всё чаще вспоминают термин Первой мировой: война на истощение.

Конфликт остаётся локальным и периферийным для всех, кроме Украины: Россия воюет армией мирного времени, по сути – экспедиционным корпусом на максималках, а Запад, хоть и снабжает ВСУ в невиданных масштабах, новейшее и самое дорогое оружие пока не поставляет, своими войсками не вмешивается.

В любом военном конфликте капитальное значение имеют два вопроса.

Первый: каков политически приемлемый ущерб – сколько вы готовы потерять сил и средств для достижения военных целей?

Второй: каков физически приемлемый ущерб – сколько вы можете потерять сил и средств, сохранив при этом способность сражаться и добиваться целей?

В контексте ВСУ попробуем ответить на уточняющие вопросы:

▸ Сколько Украина готова потерять людей?

Политически, судя по всему, достаточно много. Сейчас общие потери ВСУ убитыми, ранеными и пленными оцениваются в десятки тысяч человек, и общественное мнение страны эти цифры пока что принимает: да, потери высокие, но мы успешно «сдерживаем орков». Однако это лучшие, наиболее опытные и мотивированные бойцы, и, по крайней мере в ближайшие месяцы, заменить их будет тяжело. Кроме того, оборонительная тактика ВСУ хорошо работает на укреплённых позициях, которые создавались в Донбассе годами. Как проявят себя необученные новобранцы вне таких позиций и против армии, получившей опыт штурмовых действий, покажет будущее.

▸ Сколько Украина готова потерять оружия?

На первый взгляд, в условиях чит-кода на бесконечные патроны и стволы с Запада этот вопрос не имеет значения. Но основу армии, особенно армии обороняющейся, составляют не хипстерские беспилотники и не единичные устаревшие образцы бронетехники, а артиллерия: пушки, гаубицы, РСЗО, миномёты. При нынешних масштабах боевых действий их нужны тысячи, десятки тысяч, а также миллионы единиц боеприпасов к ним.

Да, СССР накопил оружия на пару мировых войн, и львиная доля этого оружия осела на Украине и служит сейчас в ВСУ. Да, со всего мира везут военную помощь, но этот поток меньше того, что теряется на фронте. По мере исчерпания советского запаса перед Западом встанет вопрос полноценного военного снабжения Украины в масштабах, которых не было десятилетия, снабжать же придётся хоть и закалённую в боях, но сильно потрёпанную армию со значительным процентом необученных новобранцев, что означает ещё больше потерь и необходимость ещё больших поставок.

▸ Как долго Украина выдержит экономически?

Называют цифры двукратного падения ВВП Украины в этом году: порядка 100 млрд долларов. Поддержание экономики на плаву в условиях мобилизации, потери части территории, в условиях стоящих предприятий, девальвации валюты потребует сопоставимых вливаний со стороны Запада. Даже полная конфискация российских ЗВР компенсирует это только отчасти, ведь остаётся вопрос военного снабжения, что требует ещё до 1 млрд долларов ежедневно.

А что Россия? Пока принятая российской армией тактика медленного продвижения с опорой на артиллерию приносит плоды, ожидать её изменения не стоит. Если ВС РФ окончательно забуксуют и завязнут – в обороне ли Славянска/Краматорска, на подступах ли к Харькову или Николаеву, – придётся решать вопрос с военной мобилизацией, что пока представляется для Кремля политически неприемлемым.

Для противника же (Украины и Запада) вопрос приемлемости ущерба сведётся в конечном счёте к тому, насколько украинская армия окажется способна наступать на российскую и занимать территорию. Если сможет, экономические траты, а также людские потери по-прежнему останутся несущественными, люди будут идти на фронт, оружие будет течь с Запада широким потоком. Если же не сможет, если и дальше будет хоть и медленно, но отступать, то встанет вопрос, что делать: идти на мир или повышать ставки.

Как и раньше, всё решится на поле боя.

Еще 26 марта в Варшаве Джо Байден произнёс речь, суть которой сводится к следующему: мы на стороне добра и свободы, Россия (и Путин лично) на стороне зла и несвободы, мы будем сражаться со злом до тех пор, пока не победим.

(Разумеется, когда Бидон это говорил — США рассчитывали победить экономически, обрушить экономику РФ санкциями. Воевать всерьез, с кровью и потоком цинковых гробов в США — они не собирались. Однако экономическое оружие дало сбой, точнее — взорвалось в руках американского ковбоя, вдарив по нему самому. И теперь американцам надо воевать по-настоящему, да еще в ситуации собственного экономического повреждения).

Именно борьба за свободу была идеологической основой американской нации на всем протяжении её истории. Разумеется, за свободу в собственном понимании американцев, идеал которой – местное издание буржуазной демократии (сияющий Град на холме). Враги же такой свободы – тираны в широком смысле слова.

Америка всегда начинает и выигрывает

Американцы – пассионарный и воинственный народ. Война лежит в самой основе американской нации, которая, собственно, и была рождена в борьбе за собственную свободу от колониальной Британии и монарха-тирана. После американской революции и войны за независимость следующим этапом стала борьба с европейским присутствием на американском континенте, выразившаяся в доктрине Монро. Тиранами здесь были объявлены колониальные империи, под гнётом которых якобы страдали соседи Североамериканских Штатов в Новом Свете.

Далее – Гражданская война. Лидерам Севера удалось представить южан тиранами, стронниками рабства и угнетения. И хотя причины войны были главным образом экономическими, именно мессианские идеи аболиционизма смогли поднять янки на эту войну.

В годы Первой мировой США примкнули к Антанте, которая провозглашалась как союз демократий против тиранов. Здесь Штаты оказались в общем окопе с нациями, у которых американцы черпали вдохновение для своей идеологии: с французами и англичанами. Царская Россия плохо укладывалась в эту схему, что стало одной из причин, почему западная пресса приветствовала Февральскую революцию и почему многие в Америке поначалу с интересом и даже сочувствием отнеслись к приходу к власти большевиков.

Вторая мировая – и снова победа сил добра над тиранией. И снова неудобный союзник, СССР, который быстро перешёл в разряд главного врага Америки и роль которого в общей победе предпочли забыть.

Далее – холодная война, ставшая, по сути, генеральным сражением: впервые Америке противостоял глобальный идеологический проект, с самого начала провозгласивший своей целью коренное изменение мироустройства и построение общества другого типа. А значит, разрушение Града на холме.

Американская концепция свободы адаптировалась под этот вызов и также стала глобальной: Штаты объявили себя защитниками свободы во всём мире, а Советский Союз – тираном и врагом свободы. Целью борьбы, соответственно, стала не просто защита свободы, а её победа во всём мире.

Разумная гибкость

Причина успеха американского либерализма на протяжении последних двух с лишним веков заключается в том, что американский строй в местных условиях действительно обеспечивает высокий экономический рост при сравнительно высоком уровне личных свобод. Традиционный капитализм даёт гражданам Соединённых Штатов достаточно возможностей для самореализации, развития своего дела, создания и коммерциализации технологических и сервисных инноваций.

Деловые качества американцев отмечал даже И.В. Сталин, и надо признать, что американские идеологические установки всегда были достаточно гибкими, чтобы адаптироваться под внешние условия и обслуживать экономические интересы США.

В самом деле, целью борьбы с колониализмом в XIX веке был передел рынков сбыта в Новом Свете в пользу Соединённых Штатов. Как мы отметили, экономика лежала в основе Гражданской войны. На стороне Антанты Штаты выступили для того, чтобы защитить своих главных торговых партнёров и должников, а следовательно – свои империалистические коммерческие интересы. Действия в эпоху холодной войны также были вполне империалистическими, и именно поэтому они пошли на соглашение с Китаем при Никсоне, несмотря на всю одиозность режима Мао и то, что от рук красных китайцев пало множество американских солдат. Альянс США и Китая определил лицо мировой экономики в конце ХХ и первой четверти XXI веков.

Штаты, когда им выгодно, спокойно закрывают глаза на тиранию: не только в Китае, но и на Аравийском полуострове, и в Юго-Восточной Азии, и в Латинской Америке – везде есть свои «сукины дети», не подпадающие ни под какое определение демократии, но пользующиеся расположением Вашингтона. В той или иной мере такой подход действовал даже в отношении главного противника, СССР. Так, проникновение потребительских товаров США на советский рынок, открытие здесь американских производств (например, «Пепси») подавалось как победа американского образа жизни, и обострение советско-американских отношений в 1980-е гг. никак не мешало этому процессу. Война войной, а бизнес по расписанию.

Впрочем, хватало и идеологии, из-за чего нормальные торговые отношения двух стран в советское время были невозможны.

После конца истории

В конце 1980-х гг. пал советский лагерь. Совокупность экономического базиса и идеологической надстройки обеспечили Америке победу в холодной войне, и казалось, ничто уже не мешает наступлению всеобщей свободы и конца истории. Логика подсказывала, что раз война выиграна, больше не нужна такая мощная армия, не нужен заточенный на внешнее противостояние государственный аппарат – однако ничего другого в распоряжении США не было, а как известно, если у тебя в руках только молоток, всё вокруг кажется гвоздями.

Отсюда – потеря гибкости во внешней политике, отсюда кажущиеся сейчас дикими действия США в 1990-е и нулевые: Сомали, Югославия, Афганистан и Ирак при Буше. Отсюда и представляющаяся нам иррациональной политика в адрес России: ведь, с нашей точки зрения, если бы Соединённые Штаты проявили чуть меньше упёртости, хоть чуть-чуть нас услышали, всё могло бы быть иначе.

Однако после «конца истории» Штаты были не готовы создавать новые союзы, а старые – с Китаем, со странами Залива и так далее сохранялись больше по инерции. Реализма почти не осталось, а внешнюю политику США стал определять идеологический императив победы добра над злом.

Причина не только в самом факте победы в холодной войне: такое бинарное восприятие глубоко зашито в культурном коде, оно составляет основу американского менталитета и главный нарратив американской культуры второй половины ХХ века: от комиксов про супергероев до компьютерных игр. Все эти сюжеты, однако, не показывают, что происходит после победы, когда, одолев врага, супергерой теряет внутренний стержень.

Череда внешнеполитических провалов за последние тридцать лет и отсутствие ясной цели привели к тому, что традиционная доктрина свободы стала причудливо смешиваться с десятилетиями культивируемыми в американском обществе левыми идеями.

Потребность во враге для мотивации собственных действий никуда не делась, и после Милошевича и арабских террористов врагом были назначены белые цисгендерные мужчины, глобальное потепление и крупные корпорации. Американское общество начало разлагаться на глазах, пожирая само себя и подрывая свои деловые, буржуазно-демократические основы.

Казалось, ещё немного, и раскол в США примет необратимый характер.

Make America great again

В этом смысле нынешний кризис – подарок для традиционной Америки. Борьба теперь идёт не против абстрактных террористов, углекислого газа или карикатурного Кима-Rocketman’а. Нет, враг на этот раз серьёзный, по-настоящему бросающий вызов Америке – всё как в старые добрые времена. Поэтому надо сплотиться, надо быть готовыми терпеть лишения (небольшие), снова отстоять Нашу Свободу и Наш Образ Жизни. Мы обязательно победим, станем ещё сильнее и снова утвердим наши идеалы Демократии.

Иронично, что эту достойную самых консервативных республиканцев речь произнёс лидер демократической, как бы левой, партии.

Есть, однако, нюанс. Сейчас – возможно, впервые в таком масштабе – экономические интересы США в корне противоречат идеологическим установкам. С точки зрения экономики американским компаниям выгодно расширять рынки сбыта, вести дела в как можно большем числе стран, для чего с их властями нужно так или иначе договариваться, даже если они противники свободы. Провозгласив же себя лидером свободного мира, Америка не может договариваться с тиранами – получится, что она сдаётся тьме.

В своей речи Байден однозначно делает выбор в пользу идеологии: так, он одобряет действия американских компаний, которые ушли из России и не стали «потакать злу». То, что эти компании потеряли существенный рынок, в данном случае не имеет значения.

И дело здесь не только в компаниях и не только в российском рынке. Фактически руководство США провозглашает политическое и экономическое отступление в свою сферу влияния, в «свободный мир»: больше невозможна ситуация, при которой враги свободы пользуются экономическими и технологическими благами этой свободы. Лишить их таких благ – доблесть, и к чёрту интересы бизнеса.

Чем закончится это отступление, прогнозировать тяжело. Идеологические установки неминуемо ведут к аналогичному разрыву с Китаем, к чему американцы пока, видимо, не готовы. Разрыв же с Россией Штаты переживут относительно легко. Тяжелее будет Западу в целом, однако и здесь есть возможность адаптироваться – увеличив, например, добычу традиционной нефти в самих Соединённых Штатах.

Куда более далеко идущие последствия будет иметь де-факто добровольный отказ от финансовой гегемонии, однако последствия этого шага ещё только предстоит осознать.

Неважно, насколько иррациональны действия США сейчас, неважно, насколько прочно они попались в капкан собственной идеологии, не так важно даже, насколько нынешняя Америка, заплывшая жиром, во многом деиндустриализованная, поражённая метастазами левых идей, готова к длительной борьбе за свои идеалы и насколько эта борьба в итоге погубит сами Штаты.

Важно, что мы оказались на линии огня. Хороший знак – Вашингтон пока ещё сохраняет остатки разума и не лезет с нами в прямой военный конфликт. Плохой знак – полный отказ от переговоров.

Быть может, через какое-то время деловой подход возьмёт верх, американские политики одумаются и начнут искать контактов с нами. Быть может, слабым звеном окажется Европа, у которой нет такой мощной идеологической подпитки. Однако рассчитывать на это не стоит, следует исходить из того, что торгово-экономические связи не восстановятся ещё долго и что Запад будет искать способ отказаться от наших ресурсов.

России волей-неволей придётся приспосабливаться к новой реальности, искать других покупателей наших товаров и другие источники технологий, восстанавливать технологические цепочки, разворачивать внутри страны недостающие производства, услуги и сервисы, опережающими темпами развивать критически важные высокие технологии. Всё, что не было сделано в спокойные годы, придётся делать сейчас.

Что ж, нет худа без добра. В конце концов, нам тоже нужна внешняя угроза, чтобы слезть с печи и заняться делом.

Роль врага Америки в этом смысле подходит как нельзя лучше.