АРТЁМ ДЕРЕВЯНЧЕНКО
«Лёгкий взмах стального крыла»
Я никогда не забуду то лёгкое прикосновение, которым она одарила меня при нашей первой встрече. Это прекрасное создание с синими крыльями порхало перед моим лицом и нежно щекотало кожу, направляя на неё тонкие струи воздуха, будто нарочно раздразнивая любопытного мальчишку; раз или два я пытался поймать её, но мама меня останавливала и сердито всматривалась в глаза. Она сказала, что ни одно живое существо на свете не заслужило такого восхищения, как бабочка, и трогать их руками — это проявление неуважения не только ко всем видам насекомых, но и ко всему человеческому роду.
Будучи ребёнком, я совершенно не понимал, о чём она говорит, и лишь через десятки лет, взяв в руки книгу Рэя Брэдбери, понял, какую роль в нашей жизни может сыграть это удивительное создание. Я всё ещё помню эту историю и регулярно нашёптываю её себе в психиатрической палате: «охотники отправляются за острыми ощущениями в прошлое и там, нарушив правило «не сходить с тропы», один из них случайно давит бабочку. После чего, вернувшись в своё время, обнаруживает непоправимые перемены. «Из-за такой малости! Из-за бабочки! – закричал Экельс. Она упала на пол, изящное маленькое создание, способное нарушить равновесие, повалились маленькие костяшки домино… большие костяшки… огромные костяшки, соединённые цепью неисчислимых лет, составляющих Время».
За свою жизнь я встретился со многими их видами: репейница, монарх, катенька, парусник, виктория, омерус, синяя морфа с яркими крыльями цвета электрик, огневка, махаон и даже обычная капустница, — я был ошеломлён, когда узнал, что существует такое огромное количество видов, объединённых одним словом «бабочка». Это слово есть в языке почти всех народов мира, если отбросить понятие «насекомое», бабочка это: стиль плавания, галстук, туманность, расположенная на расстоянии более двух тысяч световых лет от солнца, способ установки парусов, поцелуй – когда влюблённые касаются друг друга ресницами, словно бабочки усиками, знак психиатрических учреждений как символ души и возрождений, и многое другое, если подкопать глубже. Разве это не прекрасно?.. Не так давно я считал, что бабочка должна быть не только национальным символом Филиппин, но и всего мира!
Мы все так думали. И настолько сильно восхищались ими, что не заметили как не мы, а бабочки стали хозяевами этой планеты.
Когда мне исполнилось двадцать шесть, триллионы гусениц были уничтожены огнём, так как угроза их масштабного распространения достигла критической отметки. Они обгрызли почти все хвойные деревья, оголили кедровые леса и повредили миллиарды лиственных деревьев. Полмира было обтянуто их паутиной, а уровень кислорода значительно понижался, поскольку растений становилось всё меньше. Планету, на которой почти не осталось зелени, не спасали даже дожди — из-за огромной ошибки человечества в связи с развязавшейся агроклиматической войной эта земля была выжжена, а с ней, не оставив и следа, исчезли все минералы и микроорганизмы. И всё это — из-за гусениц, которые съели почти всю флору планеты, чтобы превратиться в этих удивительных созданий — бабочек.
С тех пор прошло одиннадцать лет. Потребовались долгие годы непосильных трудов, чтобы современная наука смогла скопировать ДНК всех известных человечеству растений, но эти растения лишь внешним видом дублировали оригиналы, а сами были бледны и бесцветны. Воздух за городом оставался сухим, некоторые участки планеты вновь покрыла трава, однако сам мир уже не был таким ярким и красивым, как в годы моей молодости. В обеденный перерыв я прихожу в этот парк, чтобы сесть на любимую скамью, разлечься на ней и вдохнуть всей грудью этот свежий прохладный воздух, исходящий от огромного кондиционера. Но сердце не знает покоя. В этом городе ему вообще нет места. Насколько бы далеко не продвинулась наука, мы до сих пор живём на руинах старого времени, и весь этот помёркший вид полуразвалившихся зданий всегда будет нагонять нескончаемую депрессию, которая поселилась в каждом из нас.
И именно тогда я понял, чего в нём не хватает. Дети будущего никогда не увидят бабочек, тех уникальных созданий, которыми не так давно восхищался весь мир, а теперь боится даже вспомнить. Они никогда не смогут наблюдать за их полётом и бежать следом, подражая и копируя их движения руками; всегда будут оставаться в неведении, насколько хрупка в этом мире истинная красота, которую так легко уничтожить, лишь сомкнув пальцы в кулак; забудут все цвета природы, потому что больше нигде, кроме как на крыльях бабочек их не найти. Следы их существования полностью стёрты, не осталось даже книг и той коллекции высушенных мумий, которую члены правительства безжалостно бросили в огонь. Мой отец был охотником, и я тоже не мог просто наблюдать — мне всегда хотелось схватить, пощупать, изучить до мелочей каждую деталь и оставить на память трофей. Не могу сказать, что горжусь этой чертой, загубив тем несколько тысяч насекомых, но если бы я не занимался столь подробным изучением, разве смог бы я прийти к конечному результату своей полувековой работы?..
Впервые я задумался об этом в тридцать семь лет, когда шёл на работу новым, более коротким, чем обычно, путём. В этот раз я умудрился проспать первую часть своего рабочего дня, и мне не оставалось ничего иного, как поспешить на вторую. Механический труд, которым я занимаюсь уже свыше шести лет, изготавливая детали для жизнеобеспечивающей машины, что создана с целью возрождения флоры на планете, не обещал мне ни перспективы развития, ни карьерного или личностного роста — мой собственный вклад в надежду о светлом будущем был настолько ничтожен, что даже я его не замечал. И невзирая на это, меня ожидало тяжёлое наказание за нарушение дисциплины. Неудивительно, что по дороге я углубился в воспоминания о лучших днях, чтобы хоть как-то подавить напряжение.
Я услышал крик из невысокого здания с облупившимися от выстрелов стенами, когда уже был готов повернуть и исчезнуть в тёмных лабиринтах старого города; это был панический вопль, издаваемый самой суетливой женщиной в мире с вечной манией преследования. Её сторонился каждый житель города, ведь её истерия порой доходила до нападения с ножом. Удивительно, что её ещё не лишили материнства. Но какова ни была бы причина, у неё это вызвало настолько сильное потрясение, — столь пронизывающее и внезапное, как сам вопль для моих ушей, — что всё мироздание распалось перед её глазами. С таким криком даже сдержанные люди находили изуродованных мертвецов в своих домах и глохли от собственных голосов.
Какое-то время я стоял в ступоре, но, опомнившись, со всех ног бросился на помощь, уже заранее приготовившись к неприятному зрелищу.
В этом жутком подобии детской комнаты с обгоревшими стенами и обрушившимися стропилами, в окружении пыльной мебели и груд сломанных игрушек, я увидел лицо, отразившее нечеловеческий ужас. Женщина в панике отползала в угол и закрывала голову руками, защищаясь от невидимого моему взору монстра. Лишь позже я понял, что этим монстром был её собственный сын. Ребёнок выглядел напуганным не меньше матери, он не понимал, и пытался помочь, но с каждым своим приближением наносил ещё больший ущерб её психике.
Я не успел никак отреагировать, как вдруг мать с обезумевшим воплем отбросила от себя сына, и, словно не замечая моего присутствия, бросилась к двери. Ребёнок зарыдал.
Поначалу я растерялся, пытаясь всячески осмыслить произошедшее, но потом мой взгляд опустился на пожелтевший от старины клочок бумаги, выпавший из его рук, и всё прояснилось. В этом мире не было деревьев, не из чего делать бумагу, однако этот мальчик воспользовался найденным где-то обрывком старой книги, и изобразил на нём маленькую, по-детски неуклюжую, но ярко раскрашенную бабочку-монарха. Похоже, он увидел её во сне и был также впечатлён, как и я в его возрасте. Я улыбнулся ему, спрятав рисунок в кармане, и в спешке покинул дом.
Его мать глядела на неё как на нечто неописуемое, отвратительное и богомерзкое создание, какое только могло выкинуть воспалённое воображение душевнобольного человека, утонувшего в собственном сумасшествии. Именно такая судьба и ожидает этого бедного мальчика, которому я не в силах помочь; я надеялся, что смогу спасти его, забрав доказательство его «преступления» с собой, но каким-то образом врачи психиатрической лечебницы поверили одним лишь словам этой психованной женщины, которая с неумолкающим воплем ворвалась в их отделение, размахивая руками. Через две с половиной минуты его заберут с собой — в лечебницу, где эта маленькая надежда на будущее, отголосок светлого прошлого безвозвратно потонет в бездне отчаяния, среди таких же помешанных, как и его мать.
Оказавшись на своём рабочем месте, я всерьёз задумался над тем, что я, должно быть, единственный человек на планете, который никак не может это принять. Каким будет мир через сто лет, если он уже лишился привычных красок?.. Я не знаю. Эти люди потеряли способность видеть красоту в обычных вещах, и даже я, угнетённый окружающей атмосферой, начал ощущать в себе стадное чувство, словно неосознанно включаюсь в это серое общество и становлюсь похожим на бездушную машину, готовую в любой момент сойти с ума. Но если есть в моей жизни хоть какая-то миссия, так для меня это — возможность всё исправить.
Сорок семь лет я трудился над крыльями, старательно вырезая их из тонкого металла и расписывая несмываемой краской сложные узоры. Сложность заключалась в том, чтобы не вызвать подозрений у окружающих, а уж человек, уносящий с работы в карманах обрезки металла и собирающий повсюду красительные ингредиенты — это очень подозрительно. Некоторые люди глубоко подошли к раскрытию моих замыслов. Жаль, что среди них оказался мой сосед — хороший человек, тихий и мирный, но с таким же перевёрнутым видением мира, как и у любого жителя города. Я сказал, что похороню его, когда закончу свою работу, но до этого дня ему предстоит ожидать исполнения моего обещания в подвале за каменной стеной, в компании таких же несчастных, оказавшихся не в том месте и не в то время, забытых уже через шесть месяцев после своего бесследного исчезновения.
Тонкие лапки с механическими изгибами постоянно терялись на моём рабочем столе, и без увеличительного стекла я не мог их найти, ведь моё зрение с возрастом убывает. Это представляет большие трудности в жизни; почти лишённый сна из-за большого колличества работы, я становился расстерянным, утомлённым и очень раздражительным. Но ни одна из пойманных мной в детстве бабочек не погибла напрасно, и поэтому все детали в абсолютной точности повторяли их натуральные размеры и оттенки. В каждой металлической фигурке родилось их перевоплощение. Я воссоздал почти все виды, какие знал, различной расцветки, размера, форм. Среди моих любимчиков были «блуждающие огоньки»: в ночи их крылья мерцают фосфоресцирующим светом, а сами они имитируют звук цикады. Они отлично разбираются во времени, избегают препятствий и всегда идут на запах цветочной пыльцы; у них только один отличительный признак — они не могут откладывать личинки и продолжать свой род, но зато будут жить вечно.
Что касается меня — моя жизнь подошла к концу ещё в третьем десятилетии. Одержимый великими идеями о возрождении целого семейства, я был поглощён собственным бессилием и быстро сдался подошедшему безумию. Будучи ребёнком, я совсем иначе представлял своё будущее: в нём я был счастлив, женат, у меня были дети — причём один из них рыжий, как и его мать — та красивая девушка, в которую я влюбился с первого класса. Но когда мне исполнилось двадцать шесть, и я потерял всех, кто был мне дорог, образ будущего раскололся на бесчисленные осколки, об которые я едва не смертельно порезался, пытаясь склеить. Я с отчаянием искал замену, и потратил на это много времени, прежде чем понял: если человек теряет надежду на счастливое будущее, его личность рассыпается как песок в разбитых часах.
Но больше я ни о чём не жалею.
Когда меня, смеющегося от радости старика, связывали врачи психиатрической лечебницы, часовой механизм сработал точно по расписанию, и ровно двадцать девять тысяч механических бабочек взлетели в воздух, не издавая никаких машинных, а только самый естественный природный звук — звучание полёта изящного маленького создания, ловящего порывы ветра лёгкими разноцветными крыльями, которые отразят свет солнца и прольют его на землю радужным дождём. Я не мог не ликовать, ведь я построил для этого мира новое будущее. Многие, закрыв лицо руками, слепо и беспомощно метались, ища спасения, натыкаясь на стены и сбивая друг друга, пока не исчезли с улиц. Скорее всего, вы не скоро поймёте, что всё это — я создал для вас, люди, и вы из чувства страха будете всячески истреблять мои творения. Мне вас очень жаль, если дело дойдёт до этого. Я не знаю, как сложится судьба человечества, и могу лишь надеяться, что вы изучите тот бумажный клочок, который я сейчас сжимаю в руке.
В любом случае я уверен в одном — вы не убьёте ни одной бабочки или, по крайней мере, не сможете убить их всех. Ещё не одно тысячелетие мамы будут говорить своим детям:
— Ни одно живое существо на свете не заслужило такого восхищения, как бабочка, и трогать их руками — это проявление неуважения не только ко всем видам насекомых, но и ко всему человеческому роду. Никогда не пытайся схватить её!..
И эти слова запомнит любой ребёнок. Потому как помимо механизма ручных часов я в каждую бабочку встроил миниатюрное термоядерное устройство. Так, на всякий случай.
.jpg)
