(Текст написан раньше, но он как раз логическое продолжение тех двух про маркер и отчеты)

Печальную весть принес я вам, господа. Пора вам на свалку истории. Или, по крайней мере, пора прекратить цедить ваше высокомерное: «Жертвы ЕГЭ…». Глупо выглядит при текущем положении вещей.

Недавно имел я с деловую беседу с одной молодой женщиной лет 23-25. Она разъясняла мне ряд вопросов из сферы ее профессиональной деятельности. Весьма толково и доходчиво. Однако, у меня осталось чувство некоторого недопонимания, которое я не мог осознать. Что-то было не так.

Но теперь я понял, что меня обеспокоило. Нет, дело было совершенно не в содержании ее речей – там всё было хорошо. Я понял, что она говорила со мной на другом языке. Не на моем.

Мы, люди говорим между собой на разных языках, которые постоянно смешиваем между собой в невообразимых сочетаниях. Здесь я писал об этом подробно. Чаще всего этого смешения мы даже не замечаем. Но бывает, что принимаем слова одного языка за слова другого и из-за этого теряем понимание и смыслы. (Про это серия текстов «Постмодерн-спик».)

Очень легко заметить разницу в языках между письменной и устной речью. Мне случалось брать интервью. И бывало, что расшифровку с диктофона приходилось полностью переписывать. Человек рассказывал что-то, и это было абсолютно понятно. Но запись этих, понятных вслух слов на бумаге была совершенно не читаема. Приходилось излагать ту же мысль письменным языком, и между этими двумя вариантами не было совпадений вообще. Я выполнял перевод с одного языка на другой.

Та девушка говорила на таком языке, который мог быть дословно перенесен в текст и быть совершенным. Она говорила на нормативном письменном языке. Применяя все обороты, которые в официальном тексте необходимы или просто желательны.

Вас это не удивляет, скорее всего. Но погодите.

Это Высокая речь. Я так тоже умею. На таком языке я бы презентовал проект перед группой инвесторов, выступал бы на рабочей группе при губернаторе, с трибуны большого собрания или на защите диссертации. Это не было бы для меня легко. Выверенная безошибочная высокая речь требовала бы большой концентрации, напряжения сил, подготовки. Поэтому в обычной жизни я так не говорю. И сам этот текст пишу в легком разговорном стиле, на вульгарном беллетристском русском.

Наша деловая встреча не имела строгого официального характера. Как бы в костюмах, но без галстуков. Вполне можно было использовать простой разговорный язык. И на ее месте я именно на нем бы и говорил. Я бы спрессовывал смысловые блоки в образные выражения, я бы применял метафоры, я бы жестикулировал, я бы артикуляцией заменял «согласно постановлению Правительства» на «как положено».

А вот она выдавала содержательный по смыслу, избыточный в точности формулировок и наполненный фактами текст. И это давалось ей безо всякого напряжения, речь ровно лилась. Она владела этим языком совершенно свободно.

Это я осознал после. И вместе с этим осознал, что такую речь я слышал от молодых людей уже неоднократно. Просто накопилась критическая масса и щелкнул триггер.

Но вместе с этим сразу же зажглось другое непонимание. Язык текста – это не их язык, язык текста должен быть присущ предыдущему поколению. Именно оно воспитывалось текстами, мыслило текстами, жило среди текстов. Старый способ коммуникации – длинный текст, это старое поколение и должно им прекрасно владеть. Но молодые ведь не читают длинных текстов. У них другая коммуникация. Что-то не сходится… Над этим пришлось поразмыслить.

Первым я понял то, что Высокий язык текущего поколения не является Высоким языком для нового поколения. Да, мы учились на длинных текстах, и они были нашим Высоким языком. Который нам надо было осваивать и прилагать усилия к его применению, когда это было необходимо. А неформально мы говорим на таком языке, который нам дается гораздо проще.

Человеческий мозг не хочет думать, это очень энергозатратно, мозг выбирает простейшие пути. Поэтому мы говорим на языке прошлого поколения, на языке, где больше образов, чем формулировок, где «эта штуковина» экономит ценный ресурс мозговой деятельности.

Вспомните речь Черномырдина. Это самая яркая иллюстрация. Послушайте выступление какого-нибудь 50-60-летнего губернатора, депутата думы. Они почти не используют Высокий язык, это простонародная речь, язык их поколения. А вот иные молодые министры сильно отличаются в этом плане.

А новому поколению легко говорить на нашем Высоком письменном. Для них он старый, для них он язык прошлого поколения.

Однако. Высокий письменный язык совершенно определенно сложен! Текущему и прошлым поколениям приходится прилагать немалые усилия, чтобы говорить на нем. Как же может он для нового поколения быть простым? Ведь они даже не и учились ему особо. Они не жили в нем. Они не впитывали его из важнейших коммуникаций, как это происходило с нами. Их коммуникации практически лишены длинных текстов.

Знаете… Это похоже на то, как если бы ваш пятилетний ребенок вдруг заговорил бы с вами на чистом английском, хотя никогда его не учил. Он просто посмотрел десяток-другой фильмов, где дубляж не перекрывал исходную речь актеров, и этого ему было достаточно, чтобы освоить язык. Такое бы шокировало.

Итак, поколение, воспитанное в интернете, делает без видимых усилий то, что вам дается непросто. И тут я понял второе.

Это когнитивные навыки. Другие когнитивные навыки. Которых у вас нет, а у них они есть. Они получили их из своих способов коммуникаций. Из этих интернетов, да. Вы тоже умеете и любите в интернетах. Но они в нем росли, а вы росли в другом. Вы становились человеком другим способом, другими средствами коммуникации, которые дали вам другие языки в качестве формальных и неформальных. Эти языки сформировали ваш способ мышления. А у нового поколения мышление иное.

Вы ведь способны играть в шахматы? – Безусловно, и всякий из вас при должном старании сумеет стать разрядником. А сможет ли в шахматы играть обезьяна? – Наверняка нет. А если мы предложим обезьяне упрощенные шахматы – доска 4х4 и две фигуры? – Полагаю, в такую игру научить ее возможно. А можно ли вас научить игре в усложненные шахматы – доска 300 на 300 клеток и по три тысячи фигур трехсот разных типов? – Нет. Вы даже пытаться не будете. Ваш мозг не способен  управлять таким количеством элементов. У вас, умные обезьянки,  на это не хватит когнитивных навыков.

А теперь страшное. Старкрафт 2. Сколько там типов фигур, клеток и единиц контроля в реальном времени? Я вот, с удовольствием поигрываю в Старкрафт. А в Старкрафт 2 я не стал, мне было лень осваивать новое, развлечение мне показалось стоящим чрезмерных усилий. Правда в том, что эта игра оказалась слишком сложной для меня. Увы мне.

— А вот ты, лысый, да, ты! Ты ведь тоже во вторую Старку не гоняешь, предпочитаешь танчики? Ага, танчик-то у тебя в игре всего один.

Говорят, голова – предмет темный и исследованию не подлежит. Кто его знает, возможно у молодых теперь каждый нейрончик связан не с двенадцатью другими, а с тринадцатью.

Я вижу только проявления. Иные когнитивные навыки позволяют молодым легко делать то, что нам делать сложно. Поэтому они легко говорят на сложном для нас языке. Я еще не знаю, какой язык является Высоким для них. Я не уверен, что смогу его понимать и говорить на нем. Я пока не знаю,  к чему они способны еще.

Тем, кто впервые положил руки на клавиатуру лет в шесть, сегодня уже может быть тридцать лет. А уж из двадцатипятилетних такие все. Они не осваивали новый способ коммуникации, не учили новый язык как иностранный. Они в этом росли, это их родной язык. Они Иные.

Можно продолжать брюзжать, будто бы новое поколение не знает того, что нас заставляли выучить, что они плохи тем, тем и этим. Знания, эрудиция, образование – это то, что ложится на мозг сверху. Если любому этого не хватает, то его возможно добавить. А вот способ мышления изменить крайне трудно. И в способах мышления они умеют то, чего не умеет текущее поколение. Такие дела.