На Чукотку, так на Чукотку. Протарахтев на ИЛ-14 от Магадана через Сеймчан и Черский, побывав во всех «воздушных ямах», которые имелись на этой трассе, и в которые влетал наш воздушный извозчик «Илюшка», мы приземлились в певекском аэропорту Апапильхино, что расположен в 30 км от города Певека. Апапильхино встретил нас прекрасной погодой. Сияет яркое солнце, кругом экзотика, которую ни в одной книжке о Чукотке не прочтешь, ни на одной фотографии не увидишь. Взлетно-посадочная полоса прямо у кромки моря, то есть, Чаунской губы. В заливе плавают фантастических форм и цветов льды, катая на себе всякую водоплавающую живность.

Сошли с борта самолета и пошли к зданию аэровокзала, который размещался в деревянном здании барачного типа. Пока мы разглядывали окружающий нас мир Заполярья, в который на крыльях «Илюшки» нас занесла судьба, объявили, чтобы пассажиры получили свой багаж. Когда подошла наша очередь, тележка, на которой привезли багаж, оказалась пуста. Я пошел в здание аэровокзала, чтобы узнать, где наш чемодан.

— Там на улице, на тележке, — объяснили мне.
— Тележка пуста, — ответил я.
— Значит, кто-то ваш чемодан увез по ошибке. Не волнуйтесь, вернут, — успокоила нас перевозка.

И на самом деле, через какое-то время появился газик, из которого вышел человек с нашим чемоданом.

— Кто потерял чемодан? — спросил человек.
— Я не терял чемодан, но вы, неким образом, ухитрились найти его.
— Извините, прихватил по ошибке. Вот он, забирайте, — сказал человек и, выгрузив наш чемодан на землю, снова укатил.

Чемодан был действительно наш и мы, обрадовавшись, поволокли его туда, где предполагалась посадка в автобус до Певека.



Добрались до Певека. Дорога шла в основном вдоль берега, который представлял тундру, и на которой не видно не только какого либо деревца, но даже сколь, ни будь заметного кустика. Когда обогнули сопку и миновали автобазу, перед нами открылась совершенно унылая, закопченная панорама приютившегося на косе у сопки, тогда еще поселка, а ныне города Певека. Архитектура Певека состояла на 90% из строений барачного типа похожих друг на друга как однояйцовые братья близнецы. Высадили нас около одного из таких бараков, расположенного прямо у берега моря и представив его (барак) как гостиницу. Повертев вокруг головой и не найдя ничего похожего на гостиницу, кроме вросших в землю бараков, я спросил у оказавшейся рядом женщины.

— Извините, будьте так добры, где здесь гостиница?
— А вот, прямо перед вами, — ответила незнакомка и показала на барак, у входа в который мы с Нелли стояли.
— Этот сарай есть гостиница? — удивились мы с женой.

— Да это гостиница и называется она «Бухенвальд», — иронично подчеркнула певекчанка, с интересом наблюдая нашу реакцию.

Оставив супругу при чемодане и с новой знакомой, я зашел в этот барак. За каким-то столиком, похожим на ящик, сидит огненно-рыжая женщина с папиросиной во рту, перекладывая между пальцев карандаш.

— Простите, мы можем вместе с женой получить двухместный номер?

Рыжая сделала квадратные глаза, потом расхохоталась во всю свою пасть прямо мне в лицо, словно оплевала. Именно пасть, потому что на ее лице, кроме пещеры на месте рта, ничего не было видно. Через секунду-другую эта пасть захлопнулась, как бы для передыха, потом снова открылась и изрыгнула такое отборные словосочетание, которое даже бумаге стыдно передать. Я оглянулся по сторонам, назад — никого нет. Оказывается, этот изысканный набор «интернациональных» слов предназначался для меня.

— Вы это мне? — на всякий случай и, не веря ушам своим, спросил я.

Выдав очередной фонтан непристойностей, рыжая бестия продолжила:

— Двухместный номер ему захотелось! А двадцатиместный не хочешь? Нет у меня таких номеров, а два места может быть найдется. Иди в зал и поищи.

Я вошел в так называемый зал, а там рядами лежат на полу мужчины. Оказалось это мужская половина гостиницы. В конце зала поперек натянута брезентовая штора, а за ней, оказывается, размещается женская половина. Такое даже в кошмарном сне не могло присниться. Горьковское «дно» и только. Растерянный и ошарашенный, я выскочил на улицу.

— Это какой-то невообразимый шалман, — доложил я жене.
— Упокойся, родной, вот Мария Васильевна, любезно предложила переночевать у нее, — сообщила мне Нелли.
— Да, пять рублей и вы выспитесь в тепле и уюте, завтра разберетесь, что к чему. А сейчас кроме «Бухенвальда» вы ничего не найдете, — как бы упреждая мои намерения, заявила Мария Васильевна.

Хозяйка ночлега оказалось ушлой пройдохой, предпринимательницей, как сегодня ее назвали бы. Зная время прибытия магаданского авиарейса, она дежурила каждодневно у «Бухенвальда», где всегда попадались такие чистоплюи и простаки, как мы. Но Мария Васильевна не торопилась — держала паузу. Она выжидала, когда клиент сам увидит, где ему предстоит переночевать и дозреет до той кондиции, в которой сейчас находился я, и только после этого предлагала свои услуги. Вот и на этот раз, точно предвидя мою реакцию на «Бухенвальд», Мария Васильевна, как бы, между прочим, предложила Нелли свои услуги. Расчет был точен. Хотя она и заломила цену, как за благоустроенную гостиницу в Магадане, но знала, что положение наше безвыходное. Мария Васильевна не ошиблась — мы согласились и переночевали в комнатке, расположенной в таком же бараке, какие были вокруг.

— А почему «Бухенвальд»? — спросил я у Марии Васильевны.
— Не знаю, так прозвали постояльцы,— ответила хозяйка.

Ну и ну!

— А плату я беру вперед, — предупредила Мария Васильевна, больше похожая на бандершу, чем на Марию.

Взяв у нас пятерку, бандерша даже чаю не предложила.

— А можно ли чайку, мы очень устали, — попросил я.
— Какой чаек, в полночь-то? — резко ответила хозяйка.
— Ну, кружку воды, хотя бы, можно? — не менее резко спросил я.

Хозяйка сразу же поняла, что шутки неуместны и тут же изменив тон, елейным голоском предложила:

— Отчего же нельзя, можно, конечно, — и принесла нам в алюминиевой кружке воду.

Мы с Нелли перекусили, чем Бог послал, запили студеной водицей и, вроде бы, заморили червячка.

Решив перед сном перекурить, я вышел на улицу. А там ярко сияет солнце, тепло. Зачем же ждать до завтра? Пойду- ка в отдел культуры прямо сейчас и выясню все вопросы, решил я и о своих намерениях сообщил Нелли при хозяйке.

Куда вы пойдете? На дворе ведь ночь. Поэтому я вам и сказала, что завтра разберетесь.

И правда, а я с дороги-то и не сообразил, что в Заполярье летом солнце не заходит и круглые сутки крутится на небе, освещая и согревая всех и вся, намерзшихся за долгую и суровую зиму. Теперь стало понятно, почему Певек выглядел так пустынно — все спят. Ладно, коль все спят, то и нам пора отдохнуть.



Проснулись рано. Первым делом я отправился на поиски столовой или, на худой конец, магазина. Ведь жену-то покормить надо, она у меня, ни как, на седьмом месяце, с будущей дочуркой Лейлочкой. И столовая, и магазин оказались рядом. Я заглянул в столовую, познакомился с меню и, вернувшись обратно, повел супругу на завтрак. После завтрака Нелли пошла к бабке, а я пошел в отдел культуры.

Отдел культуры Чаунского райисполкома находился на втором этаже деревянного дома. Зайдя в кабинет заведующей отделом Клары Абрамовны Найгерциг, я нашел ее очень приятной и приветливой женщиной. Представился и положил на стол документы. Клара Абрамовна очень обрадовалась, что, наконец-то, прислали директора. А то ведь надо готовиться к новому учебному году, а приехавшие до меня откуда-то с Украины две девчушки, сложили все имущество ДМШ в районном доме культуры и укатили к мамам и папам.

Потом Клара Абрамовна поинтересовалась моим устройством. Я рассказал, все как есть.

— А. Это Машка, известная у нас личность. Ничего, сейчас порешаем вопрос жилья, — ответила Клара Абрамовна, и, позвонив председателю РИК Дуброву Алексею Михайловичу, договорилась об аудиенции. Разговор у Дуброва был короткий.

— Достраивайте здание школы, где второй этаж — жилье для преподавателей, и селитесь. Это единственный путь решения проблемы.
— Алексей Михайлович, мы достроим школу, но это в будущем, а сегодня директору негде ночевать вместе с женой преподавателем английского языка.
— Единственная возможность — это дом колхозника. Договоритесь с поссоветом и пока селите директора с женой туда, — сухо и безучастно ответил председатель, давая понять, что прием окончен.

Алексей Михайлович попросил Клару Абрамовну остаться, а я вышел и стал поджидать ее на улице.

Выйдя через короткое время, Клара Абрамовна сообщила, что получила нахлобучку за то, что, не проверив человека, хлопочу о жилье для него.

Клара Абрамовна, вы трехкомнатную квартиру, что ли хлопотали? Ведь речь идет о более или менее приемлемом пристанище.

— Да, это так. Но на материке легче получить трехкомнатную квартиру, чем в Певеке трехметровый угол, — ответила Клара Абрамовна.
— Странная позиция у местных властей. Что же, молодого специалиста, с женой, которая на седьмом месяце беременности, нужно оставлять на улице, пока его как-то, кто-то будет проверять? И сколько времени будет длиться эта проверка? Да и какие молодые специалисты согласятся на такие условия?
-Ну, вы же согласились.
— Я согласился в Магадане, потому что мне сказали: приедешь и ключ от квартиры в руки. Это, во-первых. Во- вторых. Если бы не беременная жена, я, тут же, развернулся бы и уехал обратно.
— А на какие шиши вы купили бы билеты в это ваше обратное, а?
— ?
— То-то же. Все это давным-давно проверенно, отработано и успешно практикуется. Так что не вы первый и, к сожалению, не вы последний. Сначала первая, солидная по сравнению с материком, зарплата. Потом, первая десятипроцентная надбавка. На очереди первый шестимесячный отпуск при довольно солидных отпускных. Далее сравнение жизни на материке, где люди на всем экономят, с жизнью здесь, где не на что тратить деньги, кроме как на консервированное питание и то, практически, по той же цене, что и на материке. В итоге все это засасывает и люди временно(!), по 30-40 лет живут на Крайнем Севере. И вы не исключение.
— Да никогда в жизни! Через два-два с половиной месяца у меня родится ребенок и если не будет жилья, то я, скопив на дорогу деньги, просто уеду и все.
— Не волнуйтесь так и не горячитесь. На улице мы вас не оставим. А насчет Дома колхозника, я уже и без Дуброва договорилась. Пошла же я к Алексею Михайловичу только потому, что Дом колхозника, не лучший вариант решения вопроса, и я надеялась, что найдется что-то лучше. Но не нашлось. Что же делать? Жизнь на этом не кончается.



Пока Клара Абрамовна все это объясняла, мы дошли до этого «Дома», который «колхозника». Им оказалось круглое здание, сооруженное по принципу чума, яранги или юрты. Единственная разница, в том, что к этому строению была приставлена деревянная коробка с дверью, игравшая роль тамбура.

— Вот ваше временное жильё.
— ?!
— Это и есть «Дом колхозника», где вам предстоит потерпеть, пока достроим школу. Ну, а теперь войдем. Клара Абрамовна открыла дверь тамбура, затем дверь в «спальню», если этот термин применим к данной камере без окон, и с одной дверью. На потолке горит э/лампочка, освещая три кровати, на одной из которых спит в верхней одежде какой- то мужик. Ни стола, ни стульев, не говоря уже о туалете и умывальнике (эти «удобства» на лоне заполярной природы). Кровати все металлические, с панцирной сеткой, односпальные.

— Так это мужской дом или женский, — спрашиваю я в замешательстве у Клары Абрамовны.
— Судя по тому, что здесь спит мужчина — это мужская спальня.
— А где же будет спать моя жена?

В это время открылась дверь и вошла какая-то женщина, представительница поселкового совета. Мои вопросы Клара Абрамовна тут же переадресовывает ей.

— У нас нет мужских или женских спален, как в Бухенвальде. Да и свободное место только одно, вот,- показывает женщина крайнюю кровать, — а на ночь, между кроватями ставим еще и две раскладушки.
— Простите, как же я с беременной женой могу поместиться на односпальной кровати?
— Ко мне какие претензии? Я тебя заставила, что ли, тащить беременную жену к черту на кулички, — вдруг ощетинилась женщина, — не могла дома родить? Сам устроился бы, а потом и жену вызвал бы. У нас все нормальные так и поступают. А теперь, вот, создаете себе и всем проблемы. Это Чукотка, милые, Заполярье, а не курорты. Так что обходитесь тем, что у нас имеется. Другого не дано.

Выдав эту тираду, женщина покинула нас.

— Не обращайте внимания на нее. Это жена председателя поселкового совета Воронина, поэтому думает, что ей все позволено.

Этот Дом колхозника практически не отличался от того «Бухенвальда», но выхода нет. Были бы деньги, глазом не моргнув и не медля ни минуты, улетел бы обратно. Но денег нет не только на авиабилеты, но даже на питание.

Расстроенный вконец, я побрел за супругой, чтобы пригласить ее в нашу новую обитель. А Клара Абрамовна пошла к себе на работу.

Взяв чемодан, мы с супругой медленно побрели к выделенному нам жилью. Нелли, по моему настроению почувствовала, что не все ладно и, видимо, приготовилась к худшему из вариантов.

Вошли вовнутрь. Первый жилец уже отсутствовал. Зато пришел другой, занимавший среднюю кровать. Им оказался капитан окружного отдела внутренних дел, который прилетел из Анадыря по каким-то особо важным следственным делам, связанным с золотом. Познакомились. Капитана звать Григорий, просто Гриша, как он сам отрекомендовался. Веселый, и, вместе с тем, серьезный парень. Через полчаса общения, Гриша куда-то умчался и тут же вернулся с гусаком быка (это значит, 700 граммовая бутылка зверобоя, местного разлива), парой банок каких-то консервов и палкой сырокопченой сухой колбасы и огромным караваем пышного белого хлеба. Откуда-то из-за изголовья своей кровати достал квадратный кусок толстой фанеры, размером примерно метр на метр, положил ее на металлические рамы панцирной сетки между нашими кроватями и стол готов. Пока Гриша открывал консервы и резал, а точнее строгал, колбасу, ибо ее просто нарезать в обычном понимании было невозможно (твердая, как деревяшка, но очень вкусная), Нелли извлекла из нашего багажа вилки, ложки, кружки, чай-заварку, сахар. Сервировка закончилась. Гриша налил в кружки примерно по сто граммов быка и предложил выпить за знакомство. Выпили. Потом выпили за то, чтобы все у нас было хорошо.

— Я, вот, не понимаю. Со мной, например, все ясно. Я человек военный, то есть, если вещи называть своими именами, то я подневольный, куда пошлют — туда и шагом марш. А посылают, иногда, коротко, но очень далеко, вот как меня, например, из Ленинграда в Анадырь. Ну, а вы-то, почему избрали добровольную ссылку? — с удивлением вопрошал Гриша.
— Да не так уж и добровольную. Теперь, ведь, диплом не выдается, пока не поедешь туда, куда, как ты говоришь, коротко, но далеко посылает страна. Потом отработаешь три года, привезешь характеристики от производства и всех общественных организаций, и только после этого получишь диплом. Пока же, вместо диплома, выдана справка, которая три года будет заменять диплом, а дальше теряет силу.
— Вот как! — искренне удивился Гриша, — а я-то думал, что только у нас казарменный порядок, оказывается… И все-таки. Я, например, должен ловить преступников, кои водятся везде. Но вам-то с вашим образованием, что здесь делать? В детстве я тоже закончил, правда, из-под отцовского ремня, детскую музыкальную школу по классу баяна. Но с того дня как закончил ДМШ, я ни разу не взял в руки баян, потому что отравлен им на всю оставшуюся жизнь. Я это к тому, что для обучения детей в ДМШ нужны особые помещения, музыкальные инструменты, преподаватели и жилье для них. Здесь же ничего этого нет и не предвидится. А с жильем вообще завал. По закону мне, например, представителю власти, работающему в экстремальных условиях чрезвычайно жестокого преступного мира, должны были выделить жилье сразу же по прибытии на место назначения. И уже три с лишним года, живу вот в таких колхознодомовых условиях, с той лишь разницей, что оно, это жилье, бессрочно «персональное». Жена уехала рожать на материк, да там и осталась, после родов. А теперь, не дождавшись, когда я стану генералом или, хотя бы получу обыкновенную квартиру, подала на развод и уже имеет новую семью, квартиру и т.д. Вот такова, реальность и, по-моему, ваша перспектива. Оправданы ли такие жертвы?

— Что делать? Теперь уже поздно перекраивать судьбу, — встряла в разговор Нелли, — во всяком случае, в данное время. Ведь я на седьмом месяце беременности, так что рожать, при любом раскладе, придется здесь.
— Ну, вы декабристка! — воскликнул Гриша, — на седьмом месяце беременности ехать за мужем, да не в Сибирь и не на Север, а на Крайний Север, да еще и в Заполярный круг, это больше чем декабристка, это потрясающе! Восхитительно! В моей практике, это первый пример подобного мужества. Предлагаю тост — за безмерно отважную, и любящую Нелли!

Мы выпили. Нелли после первой рюмки ни грамма больше не пила, так что «гусака» уговорили мы вдвоем с Гришей. Поскольку гусак то же о 40 градусах, и зверобоем называется, но бьет и человека, не хуже чем зверя. А иногда, напротив, из человека делает зверя. Мы с Гришей были довольно «хороши», но не более того. Поэтому, перед сном решили прогуляться, покурить, а уж потом устраиваться спать. Выйдя на улицу, я обнаружил, что чуть ли не впритык с нашей ночлежкой, располагается редакция газеты «Полярная звезда». Миновав проход между редакцией и нашей «гостиницей» мы вышли прямо на берег Северного Ледовитого океана.

Над головой светит яркое полярное солнце, у ног плещется Ледовитый океан. Да, да тот самый, о котором мы шали только из учебников по географии. Тот, самый, по которому ходили Дежнев, Беринг, Челюскинцы и многие другие героические люди, которые клали жизни ради того, чтобы ступать по этому берегу, как это делаем сейчас мы. Фантастика!

Уместившись вместе с женой на односпальной кровати, мы заснули крепким сном. Как ни странно, но нам не поставили дополнительно не только раскладушки, но и третья кровать всю ночь пустовала. Зато, проснувшись, Нелли обнаружила полчища тараканов-прусаков, которые выстроившись по верхней кромке какой-то драпировки, отделявшей нас от стенки, с интересом наблюдали за постояльцами сей конуры, шевеля усами и чего-то там себе соображая.

Мы с Гришей выпили по кружечке чайку и разбежались по своим делам. Поскольку у нас с Нелли оставались какие- то копейки в полном смысле, то я пошел в отдел культуры узнать: могу ли я, в счет зарплаты, получить двадцать рублей аванса.

Клара Абрамовна без лишних слов предложила написать на ее имя заявление, что я тут же и сделал, но куда-то запропастилась бухгалтер, и я никак не мог получить эти двадцать рублей. Тогда Клара Абрамовна предложила мне быстренько написать еще одно заявление на имя председателя райсовпрофа Гуляницкого. Я и это заявление написал с просьбой оказать материальную помощь в размере 10 (!) рублей. Поскольку кабинет профсоюзного босса, находился рядом на втором этаже, то Клара Абрамовна побежала с моим заявлением к Гуляницкому. Время уже близилось к обеду, а мои просьбы зависли. Вспомнили, что бухгалтер отпросилась еще вчера и поехала в аэропорт, чтобы передать какую-то передачу мужу в поле, он у нее геолог. Гуляницкий на моем заявлении учинил косую резолюцию: «Отказать в виду отсутствия в кассе денег». Клара Абрамовна прочитав эту резолюцию, расхохоталась, словно ей рассказали очень смешной анекдот. Потом сквозь слезы смеха раскрыла кошелек, извлекла из него 100 рублей и подала мне.

— Возьмите, а когда будет возможность — вернете.

Я первый раз в жизни видел живую сторублевую купюру, которую предложили мне взаймы.
— Клара Абрамовна, но это же сто рублей!
— Вижу, что не долларов. И что?
— Но, у меня таких денег никогда не было. Я же не смогу рассчитаться.
— Берите без всяких «но» и идите кормить свою беременную супругу.

С этими словами она выпроводила меня за дверь. Я пришел в Дом колхозника, отдал Нелли деньги, и рассказал все, как было. Нелли тоже испугалась такой суммы. На следующий день я получил приказ о своем назначении на должность директора ДМШ с окладом по штатному расписанию, плюс 0,5 ставки преподавателя, итого 82руб 50 коп. в месяц, со всеми льготами Крайнего Севера. Меня с Нелли прописали в здании ДМШ. Вот теперь мы полноправные жители Чукотского автономного округа. Ну что же? Здравствуй, Чукотка!

(Все фото из Певека, но не соответствуют ни по теме, ни по времени)